Кстати, о его смелости и благородстве. Однажды, приехав из Франции на Украину, я отдыхал с сыном в Доме писателей под Киевом (в Ирпене, воспетом Пастернаком), и как-то в столовой ко мне подошла очень пожилая и очень нервная киевская поэтесса (кажется, фамилия ее была Балясная) и спросила, как там Вика в Париже (все знакомые звали его Вика). Потом она сказала, что это самый благородный человек на свете, потому что когда ее травили в Союзе писателей в качестве еврейки (было такое указание от хозяев Союза), то никто к ней не подошел, все боялись, а Вика подошел, и приехал к ней домой, и утешал, и помогал. Он был очень порядочный человек – это всегда высоко ценилось в России (на Западе к этому понятию, похоже, относятся с безразличием), особенно в эпоху предательства и страха. Самого Некрасова тоже травили позднее в Киеве и в Москве партийные власти, у него был обыск, за ним следили «органы», а в 1974 году он был выслан из России на Запад. В эмиграции Некрасов написал еще несколько книг, печатался в журналах, не слишком нуждался, имел должность в журнале «Континент», выступал на «Свободе». Он жил в окружении семьи, его опекали две милые и небедные русские парижанки – Жанна и Неля, у него было множество друзей и всегда хватало собутыльников. Посещали его и приезжие друзья – москвичи и киевляне. Он обладал запасом оптимизма и, главное, терпимости, что не часто бывает с русскими, особенно с русско-советскими людьми…
Он перенес здесь операцию, поправился, заболел снова и умер от рака 76 лет от роду. Мне рассказывала Вера Семеновна Клячкина, что ей позвонила ее старшая сестра и спросила, нельзя ли в могилу их младшенькой, Романы, положить какого-то русского писателя, говорят, очень хороший человек. Сестры Клячкины дали согласие, и Виктора Платоновича положили в могилу Ромы Клячкиной (№ 2461), ибо места на русском кладбище не было… Слушая Веру Семеновну, я вспоминал здешние рассказы о том, что надменный Набоков не захотел повидаться с Некрасовым, и я подумал, что судьба подшутила над шутником Набоковым. Когда-то в Берлине молодой Набоков влюбился в прелестную Рому Клячкину, но получил отказ: она уже была влюблена в молодого поэта-турка. И вот теперь в могилу прелестной Ромы положили милого Вику Некрасова. Впрочем, позднее его все же перезахоронили. Суета сует…
НЕЧИТАЙЛО-АНДРЕЕНКО М. Ф., художник, 29.12.1894 – 12.11.1982
Михаил Федорович Нечитайло-Андреенко был родом из Херсона, учился живописи в Петербурге, до революции участвовал в столичных художественных выставках, эмигрировал в Румынию, позднее переехал в Прагу, где, как и в Бухаресте, оформлял театральные спектакли, еще позднее уехал в Париж (где ж еще жить художнику?). В своей живописи он развивал идеи кубизма и конструктивизма, позднее работал в традициях парижской школы и, как отмечают знатоки, испытывал влияние Константина Терешковича. В Париже и Берлине он неоднократно выставлялся в галереях и салонах (в салоне Независимых и даже в салоне Сверхнезависимых).
НИКОЛАЕВ ВИКТОР ВИКТОРОВИЧ, полковник, 26.10.1869 – 27.04.1946
В своих воспоминаниях «По страницам синодика», написанных в Ярославле лет 20 тому назад, священник о. Борис Старк, на протяжении многих лет отпевавший покойников на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, рассказывает о преображении пансионера старческого дома В. В. Николаева – преображении, которому о. Борис, впрочем, дает вполне реалистическое (хотя вряд ли реальное) объяснение. Жил, рассказывает о. Борис, в старческом доме Сент-Женевьев некий мрачный и вечно небритый Старец со старой и немощной супругой, носившей другую фамилию. Когда пансионер Николаев умер и о. Борис явился для служения обычной панихиды, он увидел покойника и обмер: «Вошел и обмер! Передо мной лежал Император Николай II. Церковный покров оставлял открытыми только лицо и руки. Сходство было поразительное. Тогда я расспросил наших «старожилов» об умершем и оказалось, что это действительно последний оставшийся в живых внук императора Николая I. Сын Вел. Кн. Николая Николаевича старшего от его связи с танцовщицей, кажется, Числовой, с которой он жил открыто, оставив свою законную супругу Вел. Кн. Александру Петровну. Наш старец, таким образом, был сводным братом Великих Князей Николая Николаевича (Верховного Главнокомандующего) и Петра Николаевича… Чисто выбритое лицо, которое я привык видеть заросшим, характерные «николаевские» бачки. Сходство было огромное».