В 1935 году на выставке русских книг она случайно познакомилась с нобелевским лауреатом И. А. Буниным, и 65-летний классик оставил ей телефончик, а потом стал приглашать ее то в кино, то в кафе. Вскоре молодая художница познакомилась и с Верой Николаевной Буниной, женой лауреата, а потом приехала в гости к Буниным в Грас. Дружеские отношения Татьяны с семьей Буниных продолжались четверть века, до самой смерти Веры Николаевны. Мне кажется, что и последнее в жизни письмо Веры Николаевны было адресовано Татьяне (на нем дата 4.04.61 года, а «Русские новости» сообщили, что Вера Николаевна умерла 3.04.61 – кто-нибудь да ошибся). В 1968 году Татьяна Муравьева-Логинова написала воспоминания о Буниных, сопроводив их своими рисунками, которые она передала в музей, в Россию. Еще интереснее собрание писем, которые Т. Муравьева издала в издательстве «ИМКА-ПРЕСС» в 1982 году – «Письма Буниных к художнице Т. Логиновой-Муравьевой».
Благодаря хлопотам Т. Д. Муравьевой на улочке, ведущей к бунинской вилле «Бельведер» в Грасе и на вилле «Жаннета», где Бунин жил в войну, были установлены мемориальные доски. Если б не доска на улочке Вье Ложис, мне бы никогда не найти «Бельведер» (никто в целом Грасе не слышал о русском лауреате Нобелевской премии, прожившем в городке полтора десятка лет и именно там узнавшем о том, что ему присуждена премия; зато многие тысячи французов слышали про Нину Берберову, которая была за что-то в обиде на Бунина)… Помню, как я добрался со своим спальным мешком до виллы «Бельведер», позвонил у калитки, долго рассказывал хозяйке виллы, кто был Бунин, а потом прилег в своем мешке на ночлег под забором, на травке. (Об этом есть в моей книге «Жена для странника».)
Татьяна Дмитриевна жила в одной из башен парижского «чайнатауна» неподалеку от моего парижского дома. Мы несколько раз договаривались с ней увидеться, но так и не увиделись. Теперь уж не увидимся…
Графиня МУСИНА-ПУШКИНА (ур. гр. ВОРОНЦОВА-ДАШКОВА) МАРИЯ ИЛЛАРИОНОВНА, 1872 – 1927
Гр. МУСИН-ПУШКИН ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ, 22.01.1898 – 1.11.1973
Граф Владимир Владимирович Мусин-Пушкин был сыном графа Владимира Владимировича Мусина-Пушкина, служившего в Изюмском гусарском полку и ставшего позднее действительным статским советником, предводителем дворянства в Рузе, членом Четвертой Государственной думы и церемониймейстером двора, и его жены Марии Илларионовны, урожденной графини Воронцовой-Дашковой. Младший брат Владимира Владимировича, граф Мстислав Владимирович Мусин-Пушкин, стал в эмиграции архимандритом (архимандрит Сергий). Его родственник граф Владимир Романович Мусин-Пушкин погиб во время одной из американских бомбардировок Парижа на территории киностудии (Париж за всю войну бомбили пять раз, два раза – немцы и три – американцы).
МХИТАРОВ НИКОЛАЙ, La medaille de la resistance francaise, 17.09.1924 – 15.07.1944, расстрелян
О 20-летнем Николае Мхитарианц-Мхитарове памятка воинов, павших в рядах французской армии и Сопротивления, сообщает следующее:
«Родился в Париже 17сентября 1924 г.
Юноша замечательного ума и энергии. Пользовался большим влиянием на школьных товарищей. Только что сдал экзамены на аттестат зрелости.
Арестован в марте 1944 г. при исполнении боевого задания для Сопротивления, расстрелян 15 июля того же года во дворе тюрьмы Санте. Милиционеры не включили его поначалу в группу заложников, которых собирались расстрелять, но за пять минут до расстрелов извлекли его из тюрьмы. Услышав его русское имя, офицер республиканской гвардии, женатый на русской, подошел к нему и тихо спросил, не желает ли он что-либо передать своей семье. Мхитаров вынул из своего бумажника фотографию и написал:
“Прежде, чем умереть, благодарю Господа.
Буду там молиться за семью.
Вы все – любящие меня – молитесь за меня.
Мужайтесь и надейтесь.
Вот такой был юноша Коля Мхитарянц-Мхитаров. Будь к нему милосерд, Господь…
Что до французской полиции, то она рьяно выполняла свой коллаборационистский долг в эти последние месяцы немецкой оккупации (запасаясь одновременно справками об «участии в Сопротивлении» на будущее).
МЯТЛЕВ В., умер в 1946
В довоенную пору в «большом» петербургском свете эпиграммы блестящего офицера лейб-гвардии Владимира Мятлева были у всех на устах. Они были смешными, зачастую злыми и неуважительными, метили очень высоко, но до времени все прощалось насмешнику, и слава его была немалой. В эмиграцию чуть не всякий придворный вывез в памяти вороха этих эпиграмм. Даже юный сын адмирала, будущий священник Борис Старк, знакомясь с сыном барона Пистелькорса, немедленно вспомнил эпиграмму о его родителях и великом князе Павле Александровиче, умыкнувшем жену барона: