Адам Леваль был не из тех людей, которые беспрекословно подчиняются непонятным указаниям, особенно в собственном офисе. К тому же внешность и манеры странного, явившегося без приглашения незнакомца, который, казалось, прошел через огонь и воду, чтобы добраться сюда, возбуждали его любопытство. Очевидно, этот человек пришел к нему в кабинет не просто так.
Дима осмотрел ксерокс. Он не был подключен к сети. Никаких проводов. Он снова обратился к Адаму:
— Я не могу поднять тревогу. Сигнализация отключена. Обезвредить эту штуку я тоже не могу. Если вы сделаете то, что я вам скажу, то останетесь жить. В здании есть бомбоубежище?
Адам Леваль кивнул.
— Идите туда сейчас же. Возьмите с собой как можно больше людей, и побыстрее. Не уговаривайте тех, кто станет отказываться. И не позволяйте никому себя остановить. Прошу вас, идите. — Дима сделал жест в сторону двери.
Но Колетт уперлась:
— Месье, у этого человека нет пропуска. Мне кажется, нужно вызвать охрану.
— А что вы собираетесь делать? — с любопытством спросил Адам, видимо нисколько не испуганный.
— Я увезу это подальше отсюда — насколько смогу. Прошу вас, послушайте меня.
Глаза Димы горели.
Адам подумал.
— Вам понадобится помощь, одному вам это не унести. По-моему, здесь где-то была тележка — дальше по коридору, на складе канцтоваров.
Колетт потянулась к телефону:
— Я звоню в службу безопасности.
Дима бросился к ней и отнял трубку.
— Так, послушайте меня. Внутри этого ксерокса спрятана бомба. У нас есть несколько минут — если нам повезет, — чтобы спасти жизни людям в этом здании и во всем Париже. Если вы вызовете охрану, меня задержат, я буду сопротивляться, они меня застрелят, и все в этом городе погибнут.
— Но… кто вы такой?
— Да, — повторил Адам, — кто вы такой?
Дима услышал чьи-то торопливые шаги снаружи. Он подошел к Адаму и, сделав глубокий вдох, с трудом заставил себя произнести:
— Вашу мать звали Камиллой?
Адам, нахмурившись, кивнул:
— Мою… мою родную мать — да, но она… Откуда вы это знаете?
— Сделайте это хотя бы ради нее.
98
Адам и Дима провезли ксерокс на тележке по коридору и закатили в лифт. Адам все бросал взгляды на странного незнакомца, внезапно ворвавшегося с предупреждением о катастрофе, — на незнакомца, который, как это ни удивительно, знал подробности его жизни, известные немногим.
— Скажите мне, пожалуйста, откуда вы знаете…
Дима перебил его:
— Давайте сначала покончим с бомбой.
Он не решался искушать судьбу мыслями о том, что произойдет после того, как закончится этот кошмар.
Перед ними возник Кролль, задыхаясь после бега по лестнице. Увидев его, Дима жестом велел молодому человеку уходить.
— Бегите, Адам, бегите в убежище! — крикнул он, махнув рукой Кроллю. — И не выходите до тех пор, пока не дадут какой-нибудь сигнал отбоя. — Он оттолкнул Леваля, и Кролль занял его место у тележки.
— Странное место для размещения. Я бы установил ее где-нибудь на нижнем этаже. Поближе к фундаменту, чтобы уничтожить все здание разом. С другой стороны, это же не обычная бомба…
У Кролля был такой метод борьбы со стрессом — болтать без умолку до тех пор, пока Дима не приказывал ему замолчать. Но Дима его не слышал. Он вообще ничего не слышал. Он думал о том, как и куда везти бомбу. Однако заметил, что на Кролле такая же спецодежда, какая была на несговорчивых грузчиках со склада, и в груди зияла красноречивая дырка, обведенная бурой каймой.
В грузовом лифте было тесно. Ксерокс занимал почти всю кабину. Кролль втиснулся последним и нажал на кнопку цокольного этажа. Самым лучшим выходом было спуститься на склад и постараться угнать какой-нибудь фургон. Лифт со скрипом тронулся. Он был старым и медленным, мучительно медленным.
Дима стоял у задней стенки кабины, Кролль — у дверей. Он продолжал болтать, словно вид атомной бомбы, громоздившейся между ними, совершенно не волновал его.
— Знаешь, Дима, когда все это закончится, я подумываю взять отпуск. В конце концов, дети растут. Безотцовщина и все такое. Если я докажу их матерям, что я на самом деле стараюсь, покажу желание все исправить, то все может измениться. Как ты думаешь? Может, у Булганова найдется для меня какая-нибудь работенка. Ну, знаешь, чтобы не очень напрягаться…
Дима не понимал ни слова. Он слышал только удары собственного сердца.
Двери открылись. Время, казалось, остановилось: Дима перевел взгляд с Кролля на двери и затем снова на Кролля. Три пули прошили тело его друга прежде, чем он успел поднять пистолет. Он заслонил собой Диму, дав ему мгновение на то, чтобы сделать три выстрела в грудь охранникам. В течение двух секунд они повалились на пол друг за другом. Тело Кролля преградило Диме дорогу. Дима перебрался через бомбу, опустился над мертвым, глядевшим куда-то вдаль безжизненными глазами, — казалось, он все еще видел перед собой лица детей.
— Прощай, друг.