Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Обеспокоенный адмирал тут же решил изменить расписание движения эскадры. Днем 7 (20) октября с флагманского броненосца было отдано распоряжение немедленно прекратить погрузку топлива и приготовиться в дальнейший путь. Восемью орудийными выстрелами «Князя Суворова» командующий сигнализировал: «Усилить бдительность». «Среди офицеров и матросов, – вспоминал унтер-офицер А.С. Новиков с броненосца “Орел”, – начались таинственные разговоры, передаваемые шепотом, с испугом в глазах. Оказалось, такая спешка была вызвана тревожными слухами о приближении к нам подозрительных миноносцев»215. Во второй половине того же дня, на сутки раньше запланированного срока и не закончив погрузку угля, армада Рожественского спешно снялась с якоря и вошла в Северное море, двигаясь шестью эшелонами. «Мы находились в душевном смятении, – пишет Новиков. – Сотни глаз пристально смотрели по сторонам, подозрительно провожали каждый встречный пароход, стараясь определить, не враг ли это приближается … Офицеры и команда с минуты на минуту ждали нападения»216. С наступлением темноты огней на кораблях зажигать не стали, спать улеглась только часть команды – остальные дежурили у заряженных орудий. Однако ночью ничего подозрительного в море замечено не было.

День пятницы 8 (21) октября прошел без всяких происшествий, хотя русские корабли встретили множество иностранных рыболовных и коммерческих судов. Стремясь миновать оживленные торговые пути, адмирал повел эскадру не прямо на Ламанш, а взял на 50—60 миль севернее, в направлении Доггер-банки, на которой постоянно, круглый год шел лов трески, палтуса и сельди, и в этом, вероятно, заключался его главный промах217. Вечером отставший из-за поломки машины транспорт «Камчатка» по радио сообщил флагману, что его атакуют «около восьми» миноносцев, один из которых подошел «ближе кабельтова и более», т.е. почти вплотную, на расстояние менее 180 метров. На «Суворове» предположили, что противник, сбитый с толку более ранним, чем намечалось, уходом эскадры от Скагена, пустился вдогонку и в темноте ошибочно принял эту плавучую мастерскую за боевой корабль. Вместе с тем, полученное известие было до такой степени невероятно, вспоминал летописец эскадры, «что в первый момент вызвало только недоумение. В самом деле: если даже на нашем пути действительно были японцы, то разве только обладая даром ясновидения они могли признать в одиноко идущей “Камчатке” корабль, принадлежащий к русской эскадре. Порукой тому служила ее внешность коммерческого парохода (и к тому же пребезобразного!) … Какой смысл было нападать на нее? Разве ее потопление могло бы остановить движение эскадры?»218.

Несмотря на эти сомнения, по отряду был дан сигнал командующего «Ожидать атаки миноносцев с кормы», на судах пробили боевую тревогу. Затем «Камчатка» телеграфировала, что уходит от вражеских миноносцев 12-узловым ходом. Это выглядело еще более невероятно: на флагмане знали, что в действительности она и на двух-то машинах едва тянула 10 узлов (12 узлов составляли «паспортную» скорость этого 7200-тонного транспорта), почему и отстала; во-вторых, оторваться от миноносцев даже со скоростью 12 узлов было невозможно – любой из них был способен двигаться по крайней мере вдвое быстрее. На «Суворове» заподозрили, что в его радиопереговорах участвует противник. Эти подозрения переросли в уверенность, когда «Камчатка», получив курсоуказание, тем не менее, стала настойчиво интересоваться координатами отряда броненосцев Рожественского. Запрашивать подобные сведения в открытом эфире вблизи противника было по меньшей мере легкомысленно. В ответ флагман запросил у «Камчатки» полные фамилию, имя и отчество одного из ее офицеров. Переговоры тотчас прекратились, и в 23:20 плавучая мастерская уже шифром телеграфировала, что нападавшие скрылись. Зато корабли одного из передовых отрядов вскоре передали, что «заметили четыре подозрительных миноносца без огней»219.