Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904–1908)

Раньше его на ту же тему говорил граф Бобринский, резко и сильно осуждая террор не только слева, но и справа. «Прежде всего и скорее всего я осудил бы так называемый террор справа… Вспомнив Бога и нашу совесть, скажем пред лицом всей России: стой, насильники, довольно крови, пора идти России по пути прогресса, который ей указал ее император». Ему аплодировала правая, а депутат Родичев перебивал его, и слева кричали: «Эти насильники сами министры!» Депутат Кузьмин-Караваев своею речью усилил речь графа Бобринского. Но епископ Платон расхолодил настроение, призывая Думу «следовать по стопам своего Учителя, своего Спасителя» и закончив речь напоминанием о голосовании 15 мая, как об «акте общего благословения политическим убийствам и террору». За епископом выступил депутат Шульгин с резкой речью, в которой предсказывал ужасы междоусобной войны, если Дума будет продолжать свою обычную политику. Когда он выговорил, что эта кровь «падет на позорное заседание 15 мая», г. Познанский сказал новую наивную фразу:

— Замечу оратору, что он позволил себе оскорбление заседания Думы.

Можно, пожалуй, оскорбить Думу, но оскорбить «заседание» ее — дело мудреное. В парламентах говорят иногда глупости и гадости, ссорятся, оскорбляют друг друга и дерутся, и я не думаю, что заседания можно оскорблять.

Левые закричали «вон», но г. Познанский не послушался, несмотря на то, что депутат Шульгин после этого «вон» сказал, что он от своих слов не отказывается. Депутат Карташев начал громить правительство за его «беззастенчивые и наглые ответы необузданным террором на террористические акты» и повторил депутата Шульгина, но с левой стороны, что дело может придти к тому, что правительство «схватится с народом».

Наскоро набрасывая эти строки, отмечу убедительную фактическую речь г. Стаховича, который привел цифры: 6580 погибших от террора, причем на классных чинов приходится 270, а 6000 с лишком — на нижних чинов, кучеров, кухарок, прохожих и проч., которые ни в какой политической жизни не участвовали. Он закончил ее с большим чувством об обязанностях Думы, которая, не осудив политического убийства, «совершит его над собою». Шиканье слева, аплодисменты справа, и г. Дмовский взошел на кафедру, как поляк, ничего не забывший, но готовый управлять не только Польшей, но и Россией, в которой царствует «азиатская государственность». Депутат Пергамент закончил эти прения парламента о крови. Многочисленные резолюции проваливались, даже кадетская. Принята левая, когда в Думе оставалось только 232 человека. Все устали, кровь отливала от головы, заговорил желудок, стали перебраниваться, и заседание кончилось, как самое прозаическое заседание какой-нибудь канцелярии.

К добру это или к худу? Был бой, но воюющие отошли на свои позиции и стали варить кашу очень спокойно, ибо ни убитых, ни раненых не было.

Да, это обличительная Дума, как была обличительная литература в 60-х годах. Мы тогда думали, что эта литература возродит отечество к новой жизни и произведет чудеса. Ничего подобного не вышло, и обличение только мельчало и переходило в террор. Так и от обличительной Думы ничего мы не дождемся, пожалуй, кроме обличений.

18(31) мая, №11199

DCCIII

Кадетский орган говорит про меня, что хотя я стар, но душа у меня «кудетатистая». Благодарю душевно за пропаганду пущенного мною в оборот слова и за комплимент. Комплиментом я считаю эту фразу потому, что руководитель кадет г. Милюков тоже имеет несомненно кудетатистую душу. Все его поведение кудетатисто. Везде и всегда он обдумывает кудета.

Не правда ли, синьор? Не правда ли, синьоры кадеты?

Разве первая Г. дума не была кудетатиста с самого своего открытия? Вопреки основным законам, она постановила недоверие министрам и затем стала их гнать просто взашей, как гоняют пьяных лакеев. Вопреки основным законам, она стремилась установить парламентаризм, т. е. сделать министров ответственными перед Думою и сменять их по своему хотению. Разве обращение к народу не было кудетатисто? Разве выборгское воззвание не призыв к кудета? Разве интриги с левыми предпринимаются и созидаются не для кудета? О, вся душа г. Милюкова говорит кудетатистой мыслью, и если бы этого в нем не было, то цена ему была бы грош, как руководителю партии.

Не правда ли, синьор? Не правда ли, синьоры?

Благодарю вас за комплимент, фютюр-министр. Мне приятно это свидетельство ваше о том, что душа моя еще жива.