Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

Идея о происхождении правящей династии от римлян принадлежит к общественным концепциям конца XV в., связанным с традициями Возрождения. Фактически, сделав императора Августа родоначальником династии, составители родословия порвали с многовековой традицией русских летописей. В Литве хронике, выводящей литовцев от римлян, также предшествовала более ранняя, называвшая первым князем Витеня, предка великого князя Гедимина[627]. Можно говорить о том, что «римская» идея возникла синхронно или под взаимным влиянием в ряде соседних стран.

Однако мысль о римском происхождении, очевидно, никогда не использовалась при создании легенды правящего дома соседней страны. Литовские хроники не говорят о происхождении русских князей от Августа. Молдавская хроника не нашла развития в русских генеалогических источниках. При создании в Москве литовского родословия была использована не хроника, выводящая князей от римлян, а более ранняя, которая называет первым великим князем Гедимина; происхождение самого Гедимина было освещено в выгодном для русского правительства свете: по одной версии он потомок Витеня, слуги (в отдельных списках хроники – раба) полоцкого князя Рюриковича, по другой – Витень уже потомок этого полоцкого князя. Следует отметить, что сама литовская хроника по структуре, манере изложения близка к русскому летописному рассказу о призвании варяга Рюрика, хорошо известному русским публицистам XV в.

Первоначально идея о «рабском» происхождении Гедимина принадлежала хронистам Ордена, еще в XIV в. она была одной из составных частей орденской концепции о необходимости завоевания и обращения в христианство Литвы. Заимствовав такую версию о происхождении литовской династии, русские авторы смягчили ее, связав родоначальника с русскими князьями Рюриковичами. Скорее всего, такая русская редакция старой литовской легенды связана с положением при московском дворе литовских Гедиминовичей (князей Бельских, Мстиславских, Голицыных и др.[628]): в какой-то мере она уравнивала их положение с положением Рюриковичей.

В середине XVI в. русские публицисты вообще отказались от «неродовитого» происхождения Гедиминовичей: Государев родословец 1555 г. сделал их прямыми потомками полоцких Рюриковичей. Иван IV, живо интересовавшийся происхождением соседних государей, писал в 1567 г. польскому королю и великому князю литовскому Сигизмунду Августу, что о рабстве Витеня «безлипичники врут», и признал короля равным себе Рюриковичем[629].

Еще в конце XV в. в России сложилась своеобразная генеалогическая ситуация с потомками черниговских и смоленских Рюриковичей, чьи владения находились в составе великого княжества Литовского. Именно с этого времени они все чаще переходят на службу к московским государям. Оказавшись в Москве, литовские Рюриковичи стремились определить степень своего родства не только с правящим домом, но и с Рюриковичами из других русских княжеств.

Одним из самых ранних памятников русской генеалогии является роспись потомков черниговских великих князей начала XVI в., помещенная в сборнике, принадлежавшем Дионисию Звенигородскому[630] (в миру Данило Васильевич Звенигородский, из черниговских князей).

В начале XVI в. при московском дворе обосновались две группы черниговских Рюриковичей. Среди них и князья Звенигородские, по семейному преданию будто бы приехавшие в Москву вместе с литовским князем Свидригайло в 1408 г.: в русских летописях они упоминались с середины XV в. и легко могли доказать древность своей службы великим князьям. Другие, как Воротынские, Одоевские, Белевские, также выходцы из Литвы, начали службу в Москве с конца XV в., но с особым статусом – служилые князья. Ранняя роспись черниговских князей и должна была установить степень родства между различными ветвями рода, как перешедшими в разное время служить московским князьям, так и потомками князей Торусских и Оболенских, чьи владения никогда не входили в состав великого княжества Литовского[631].

Процесс создания великокняжеских росписей и легенд шел параллельно с оформлением родословий нетитулованных боярских родов. После образования единого Русского государства боярские семьи, служившие в различных княжествах, переходят непосредственно на службу к московскому великому князю. Очевидно, с этого времени принцип древности службы предков рода московской династии становится основным для определении знатности рода. Если учесть, что представители одной и той же боярской семьи в XIV–XV вв. и позже служили при московском дворе, при дворах других удельных и великих князей или при дворе митрополита, будет понятно, что только родословные документы могли подтвердить древность службы одних ветвей рода, их преимущества, и установить четкую степень родства с московскими сородичами для тех лиц, которые не входили в состав Государева двора или в XV в. служили в разных княжествах[632].