Русско-литовское пограничье. Гомельская земля в конце XV — первой половине XVI в.

Со второй половины XV столетия известны два московско-литовских договора, которые, по мысли исследователей, должны были определить пограничную линию между двумя крупнейшими государствами Восточной Европы. Но, к сожалению, за малым исключением, свидетельства о московско-литовском порубежье, как в соглашении от 31 августа 1449 г., так и в грамоте от 5 февраля 1494 г., практически отсутствуют. В свое время данное обстоятельство явилось предлогом для отказа от реконструкции московско-литовской границы второй половины XV в.

Так, замечательная исследовательница западной границы России XVI в. Нина Борисовна Шеламанова в предисловии к своему диссертационному исследованию писала: «Безусловно, отправной датой исследования следовало бы взять 1494 г. — год первого договора единого Российского государства с Литвой — «вечного мира» 1494 г. Однако источники не позволяют в настоящее время с необходимой точностью установить территорию западных российских областей в конце XV в. Но достаточно определенной западная граница России вырисовывается уже для начала XVI в. — по перемирию 1503 г.»[107]. Также и исследователи территории и границ ВКЛ второй половины XV в. (на это обратила внимание Н.Б. Шеламанова) не смогли обозначить его восточные рубежи более или менее определенно[108]. М.К. Любавский вообще не отобразил московско-литовскую границу середины и конца XV в. на своей карте к работе о территориальном устройстве и управлении ВКЛ[109], Я. Натансон-Лески — польский исследователь московско-литовской границы — считал, что «в настоящее время тяжело точно разграничить ее на карте»[110].

Таким образом, несколько поколений историков считали неразрешимой проблему реконструкции московско-литовской границы второй половины XV в. Исследователи, которые пытались очертить границу, исходили из единого подхода — отыскать все необходимые данные в тексте самих договоров. Но указанные документы в этом плане оказались малополезными. В них, за некоторыми одиночными исключениями, не найти необходимых ориентиров для точного фиксирования линии московско-литовской границы. Отсутствие подробной информации служило предлогом для отказа от дальнейшего исследования.

Чем же было вызвано на первый взгляд необоснованное молчание документов, из которых впервые можно узнать о существовании московско-литовской границы? Обычно межгосударственные соглашения богаты географической номенклатурой. В отношениях между двумя договаривающимися сторонами требовалась точность в определении общей границы. Неопределенность, двусмысленность того или иного пункта договора могла создать в дальнейшем предлоги к территориальным претензиям, привести к захватам, конфронтации и, наконец, войне. В этой связи содержание обоих договоров (1449 и 1494 гг.) может вызвать удивление. Присоединение к Москве из состава ВКЛ Вяземского княжества в 1494 г. должно было сопровождаться точным определением состава волостей последнего, перечислением вяземских князей, которые перешли вместе со своими вотчинами на сторону Москвы и т. д. Но этого мы не наблюдаем. Формулировка грамоты «Так же мне, великому кн(я)зю Алеександру, не вступатис(я) в тебе i в твоих детеи у вашу отчину, в город у Вязму, i в городы, i в волости, во вси земли i воды Вяземские, что к Вязме потягло, ни кн(я)зеи мне вяземских к себе не приимати»[111] выглядит совершенно недостаточной. Это сильно контрастирует с приведенной в документе выше делимитацией участка ржевской границы[112]. Но так кажется только на первый взгляд. Крайняя бедность основного источника по изучению московско-литовской границы второй половины XV в. в некоторых случаях была полностью обоснованной и свидетельствовала об отсутствии необходимости в обозначении точной протяженности той или иной территории, которая присоединялась к Москве или оставалась у Вильны. В случае с Вязьмой все объясняется просто: весь массив Вяземского княжества, целиком, без исключений перешел к Москве. Этот факт, между прочим, подтверждается в посольских речах такой фразой московских бояр, которые обращались к литовским послам: «ино Вязме всей пригож быти за нашим государем»[113]. Очевидно, что описание в договоре вяземской территории было излишним.

Таким образом, если есть убежденность в определенной компактности присоединенной к Москве территории, мы можем привлечь к изучению московско-литовской границы значительно большее количество источников, чем только две договорные грамоты. Целью становится определение территории и границ отдельных териториальных формирований в составе ВКЛ или Московского великого княжества. Возможности реконструкции московско-литовской границы второй половины XV в. значительно расширяются.