И мы все, как один, дружно вскинули книги, каждый над своей головой, а он внимательно и быстро окинул взором зал, умудрившись за считанные мгновения увидеть всех и каждому поглядеть в глаза.
— Ну, что ж, хорошо, — довольно проговорил Эмиль и снова ввернул изречение: — Как не раз указывал Василиск Великий — «Проверка исполнения основа церковной работы».
А мы-то сначала подумали, что он считает, будто у кого-нибудь из нас нет его «Лапидария»[59]
. А могло ли быть иначе, когда его книги бесплатно раздавали на паперти и их имели даже неграмотные нищие, употреблявшие книгу Хубельмана для других нужд?[60]— Сегодня я расскажу вам, — начал наш учитель по-немецки, — для чего нужна эта книга каждому католику и почему она появилась на свет именно тогда, когда появилась. А потом я буду читать ее вам с кафедры, глава за главой, а вы будете следить за моим чтением по своим книгам, — тут он чуть запнулся и поправился: — То есть я хотел сказать, по моей книге, которая будет лежать на коленях у каждого из вас или на пюпитре, что перед вами. Как только вы услышите непонятное слово или не поймете фразу, то в конце абзаца тот, кто чего-нибудь не понял, поднимет мою книгу, — тут Эмиль снова запнулся и поправился: — То есть я хотел сказать не мою, а вашу, ту, что у вас в руках, и я тут же объясню вам, что означает то или иное слово и какой смысл имеет та или иная фраза.
А время от времени там, где следует, я и сам буду отрываться от текста, переставать читать его вам и стану давать необходимые комментарии. И тогда вы запоминайте их, а еще лучше, ставьте галочку карандашами на полях в тех местах, где я буду делать паузы. Сегодня таких комментариев не будет, но уже на следующей лекции они окажутся необходимыми, и потому я прошу вас, дети мои, приходить в следующий раз с бумагой и карандашами.
И вдруг один из «Люхрей» поднял книгу над головой. Этот жест означал, что он хочет задать вопрос.
Это был один из трех мальчиков, с которым я учил латынь у патера Иннокентия. Его звали Иоганн Томан. С ним я сошелся особенно близко. Он нравился мне потому, что он был очень любознательным, много читал, многое помнил и любил похвастать этим. Вторым моим приятелем был Анатоль де Лисси, но сегодня его не было с нами. Впрочем, о нем речь будет впереди.
— О чем ты хочешь спросить, сын мой? — тут же заметив поднятую книгу, спросил наш наставник.
— Вы сказали, ваше преподобие, что мы должны записывать комментарии вашей милости на полях книги. Но не есть ли это малый грех?
— Твой вопрос меня радует, сын мой. Он свидетельствует о твоем внимании к моим словам и о благочестии. Моя книга — не Священное писание и не великое откровение Святого Василиска — да пребудет над ним милость Господня до конца его дней, — а всего лишь скромный пересказ, одобренный Римской Конгрегацией веры. Конгрегацией чистоты веры ВКЛ и куратором Святой Инквизиции.
Здесь «Люхри» замерли: «Вот он, оказывается, какого высокого полета орел, наш земляк Эмиль, даром, что выкрест. И в Риме он получил благословение, и в ВКЛ, и в Инквизиции. Да, поди, и сам Василиск полистал его сочинение. Недаром говорили, что Василиск ночи не проводит без книги и читает не меньше шестисот страниц в ночь (днем папа спал)».
А Эмиль меж тем проговорил, впервые блеснув эрудицией:
— В письме на полях книг нет никакого греха, дети мои, ни малого, ни большого. В этом, как говорим мы, богословы, существует освященная традиция. Идет она от Илии Святого, который часто, читая тот или иной трактат или чье-либо житие, а иногда даже и катехизис, писал карандашом на полях книги: «В», что означало «Bene», то есть «хорошо», или «NB», то есть «заметь хорошо» или другие слова.
И еще: я прошу вас, дети мои, не называйте меня «Ваше преподобие», или «отец наш», или «достопочтенный», или как-либо еще с подобными этим и другими добавлениями. Я — член ПКП и потому прошу называть меня просто «брат Эмиль», ибо нет титула ни светского, ни церковного выше простого слова «брат». Недаром и папу Илию Святого, и самого Василиска Великого, и всех членов Курии и Тайного Совета ВКЛ называют этим же великим словом «брат».