Русско-Прусские хроники

И еще скажу вам, дети мои, нет особенно большой разницы между теми, кто состоит в «Обществе Любящих Христа» и называет себя «Люхрями», и между теми, кто, будучи «Люхрей», приходит в ВКСМ — Всеобщий Католический Союз Молодых, и между теми, кто состоит в ВКП(б) или ПКП, ибо всех нас роднит одно — мы все католики и заноситься один перед другим есть грех гордыни. И этот грех Илия Святой назвал «Кончванство», что означает «Конфедеративное чванство» и осудил его со всей, присущей Илие Святому, решительностью. Да и как нам, смиренным слугам, братьям из ВКП(б) или ПКП, пылать надменностью, если мы все, старые борцы, вышли и сами из «Люхрей». Ведь Конфедерация Паладинов была не всегда, не Христос ее создал и не Апостолы, а Илия Святой и в общем-то не так уж давно — всего полвека назад. А перед тем были разрозненные, раскиданные по всей Италии маленькие группки «Любящих Христа», но еще не объединенных в Общество. И скромные проповедники создавали группки повсюду, где можно, и несли «Любящим Христа» Слово Божие. И они же — первые проповедники — придумали «Воскресные чтения» и каждое воскресенье ходили в свои группки.

Тут Эмиль на миг замолчал и вдруг сказал — тихо-тихо и скромно-скромно:

— И я, грешный, удостоился быть одним из них. — И, еще помолчав, добавил: — И сам Илия Святой вел занятия в группах «Люхрей», сначала в одном из городков на берегу По, где жили Самаритяне, и потому их городок назывался Самария[61], а потом он пришел в Турин и собрал возле себя лучших проповедников и стал среди них первым, но все равно ходил в группки «Люхрей». И там, на одном из «Воскресных чтений». Господь послал ему навстречу Святую непорочную сестру Бону Сперанцу, которая сама несла Слово Божие благочестивым «Люхрям», и Сперанца увидела и услышала Святого Илию и полюбила его всем сердцем и стала его ученицей и следовала за ним потом всю жизнь[62]. И многие другие из тех, кто встретил тогда Илию Святого, тоже пошли за ним и тоже стали верными учениками его.

Гордость переполнила мое сердце — я приобщался, хотя бы чуть-чуть, к великой Конфедерации Паладинов. Быстро поглядев на сидевших рядом «Люхрей», я заметил в глазах у многих из них радость, у молодых — нескрываемое высокомерие, а на глазах у одной из молоденьких «Люхрюшек» я заметил слезы восторженного умиления.

И тут, откашлявшись и выпив глоток воды, как и у «Копателей» на сходках, Эмиль поставил на кафедру глиняный жбан с водой и глиняную кружку, — «Копатели» всегда любили показывать и ненарочито подчеркивать свою простоту, скромность и аскетизм, — и, откашлявшись, проговорил:

— А теперь, дети мои, братья мои и сестры, перейдем на божественную латынь и во имя Отца и Сына и Святого Духа, я, смиренный клирик брат Эмиль, почтительнейше попрошу вас, призвав на помощь силы небесные, с трепетом и благочестием открыть первую страницу «Краткого пересказа позднехристианской истории» — посильное истолкование мною, недостойным сыном церкви, воистину, величайшего и бессмертного труда гениальнейшего богослова всех времен и народов Великого Понтифика Василиска Великого.

— Три раза в одной фразе он употребил слово «великий», — ехидно прошептал сидевший рядом со мной Иоганн Томан. А Эмиль, проговорив: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», раскрыл книгу. И мы тотчас же сделали то же самое и, вперив очи в первую страницу, прочли по-латыни:

«Для чего нужна эта книга каждому католику и почему она появилась именно тогда, когда она появилась…»

«Всякому христианину хорошо известно, что после того как тело Господа нашего Иисуса Христа было выдано Ученикам, они и обвили его плащаницей, оставшейся нетленной и еще ныне хранящейся в Туринском соборе Святого Джованни Батисты».

Здесь Эмиль замолчал, и, когда мы, оторвавшись от «Лапидария», поглядели на него, он сказал:

— Я и сам бывал там, дети мои, и видел чудесную и нетленную плащаницу. И дальше, когда по ходу чтения сочту я необходимым что-либо подтверждать тем, что я сам видел и слышал, или же стану рассказывать о событиях, в которых Господь сподобил меня участвовать, то не сочтите это за гордыню и суетное хвастовство, но примите единственно как желание донести до вас истинность всего, о чем стану говорить.

Жизнь моя — благодарение Господу! — оказалась не хуже других, и, хотя началась с великого несчастья, я оказался зачат и рожден иудеями — между прочим, здесь, в Кенигсберге, но свет христианской благодати снизошел на меня, и в двадцать лет я бежал из проклятого гетто, пробрался в Рим, принял там католичество и с тех пор верно служу церкви.