К 1695 г. крымские прожекты Голицына потеряли всякую актуальность. В этих условиях Россия, по мнению И. Шварц, имея лишь двусторонний договор с Польшей об участии в Священной лиге, по мере втягивания в войну начала осознавать опасность потери союзников[1351]
. В декабре в Вену для предварительных переговоров был направлен посланник Козьма (Кузьма) Никитин, сын Нефимонов. Одновременно в Венецию была послана дружественная грамота. Стремление заключить письменный трактат с Австрийским государством было продиктовано не столько потребностью легитимизировать присутствие России в Священной лиге, сколько необходимостью получить письменные гарантии о продолжении совместной войны до полного разгрома турок и «общего согласия» при ведении мирных переговоров[1352]. Летом 1696 г. ситуация еще более обострилась в связи со смертью Яна III Собеского. Возможная победа ставленника Франции принца де Конти на выборах нового польского короля угрожала выходом Польши из войны. В этом случае Московское государство могло оказаться в полном одиночестве, так как союз со Священной лигой на основе договора с Речью Посполитой оказался бы дезавуирован.Задачу укрепить отношения с цесарем возложили на дьяка Козьму Нефимонова[1353]
. Его отправили в Вену в декабре 1695 г. в статусе посланника (указ о начале подготовки миссии датирован 28 ноября) в сопровождении переводчика Степана Чижинского, двух дворян — Владимира Семенова сына Борзого и Семена Иванова (взятого из подьячих Посольского приказа) и трех подьячих «для письма» из того же ведомства — Ивана Ратькова, Степана Ключарева и Гаврилы Деревнина[1354]. Нефимонов получил два наказа (тайный и большой общий) и «верющую» грамоту. Первый наказ составлялся по «наказным тайным статьям»[1355], которые были переданы вместе с «образцовой» грамотой 15 декабря Е. И. Украинцеву думным дьяком А. А. Виниусом (видимо, от самого Петра I)[1356]. Согласно тайному наказу[1357], дипломат имел право обсуждать заключение наступательно-оборонительного союза с широким разбросом по времени — от 3 до 7 лет. Петр, ссылаясь на пассивность Польши, предлагал австрийскому императору заключить прямой союз[1358]. При отказе Вены от вступления «в тот союз и оружей согласного соединения» российский монарх освобождал себя от каких-либо дальнейших обязательств.Планируемый договор базировался на пяти статьях, которые предстояло обсудить с цесарскими «думными людми». В первой из них оговаривался вклад Москвы в борьбу с общим врагом. Отмечалось, что Россия участвовала в войне с турецким султаном и крымским ханом с 1686 г. по условиям оборонительного и наступательного союза с Речью Посполитой и «для ползы всего общаго християнства», совершала различные тяжелые походы с разорением вражеских жилищ и разгромом войск противника. В 1695 г. войска царя захватили днепровские городки (Казы-Кермен и др.) и нанесли сильный ущерб оборонительным сооружениям Азова, взяв выше по течению две «великия укрепленныя башни», которые перегораживали Дон.
Начиная со второй статьи речь шла о перспективах. Россия и Австрия при участии остальных союзников, должны были объединить усилия в боевых действиях, организовав синхронное наступление на врага (для Вены — «ранним вешним походом»), чтобы «согласным нашествием» разделить силы противника. Предстояло заключить прямой союз, а после этого вести совместную войну и затем «обще» участвовать в мирных переговорах.
Утверждалось, что, подписав «крепкое обязательство», страны будут уверены («совершенно надежны») в действиях друг друга. Запрещались сепаратные переговоры с неприятелем, а подписание мирных трактатов могло осуществляться лишь с «общего согласия». В случае наступления турок и татар «многими силами» на Российское государство цесарь должен был атаковать «места и грады турские». В качестве ответной меры Москва планировала «на татар наступать, где возможно»[1359]
.Нефимонов в случае согласия австрийцев на подписание договора, должен был просить у «думных людей» по перечисленным статьям «крепости за руками и печатми». Только получив «писменное укрепление» и «любительную» грамоту Леопольда I, русский посланник мог вернуться на родину. Особо оговаривалась необходимость максимально раннего выступления войск императора в предстоящее лето[1360]
. Кроме того, К.Н. Нефимонов получил специальное предписание обеспечить оперативную отправку в Россию 10 «инженеров и подкопщиков добрых и искусных» (или хотя бы 6–7), которым предстояло участвовать в военной кампании 1696 г. под Азовом[1361].Текст «верющей» грамоты содержал схожее с тайным наказом описание походов 1695 г., дополненное обещанием «в будущую весну» вновь послать войска под «Азов и иныя места». О делах должен был сообщить посланник К. Н. Нефимонов, словам которого следовало «верить», а по результатам переговоров сделать «обнадежителное соответствование» для общей пользы и союза[1362]
.