Читаем Русско-турецкая война 1686–1700 годов полностью

По требованию Москвы гетман Иван Самойлович прислал подробное описание нескольких путей возможного наступления на Крым, составленное со слов казацкой старшины Полтавского полка, отметив места переправ и указав необходимые расстояния и время в пути. Двигаясь от пограничных с Диким полем городков Полтавского полка вдоль левого берега Днепра, войску предстояло переправиться через его приток Орель (где «мосты и гребли суть»), приток последней Чаплинку (переправа на «Песчаном» у «водяных плесов»), Кильчень, впадавшую в Самару, где для переправы было необходимо наводить мосты. Двигаться вдоль берега Днепра, как ранее шел корпус Косагова, основной армии идти не рекомендовалось. Предлагался путь на расстоянии 5–15 верст от берега Днепра с подходом к самой реке лишь в двух местах, через урочище Татарка, речки Вороная, Оскоровка, Московка, Конские Воды, Янчокрак к «урочищу» Плетенинский Рог, располагавшемуся «против Сечи», и к речке Рогачик. Отмечалось, что на описанном пути «вода бывает наипаче же милостивого и несухого лета… и дрова суть, чтоб есть сварить». Оттуда войску через Черную долину следовало двигаться на небольшую речушку Каланчак, откуда до Перекопа оставалось 20 верст. Возле перешейка в пяти верстах «в леве и в праве много есть колодезей водяных», при этом «за Перекопью внутри самого Крыму глубокие колодези, а в леве по-над морью Гнилому и в праве по-над морью Черному мелкие колодези в пять, в шесть или в семь сажен». От Перекопа до Карасу-базара (ныне Белогорск) было четыре дня ходу с тяжелыми «торговыми телегами», где уже «обретаются речки и после ровнины начинаютца горы»[234]. Позднее гетман особенно предупреждал, что на расстоянии шестидесяти верст от Ислам-Кермена (Шах-Кермена) до Перекопа «совершенно дров нет», а «воды колодезные» лишь «в двух местах», одно из которых — на Каланчаке. Самойлович полагал, что, запасшись водой там, можно взять Перекоп и идти «внутрь Крыму», однако на самом полуострове войска будут ждать еще более тяжелые испытания, поскольку «за Перекопью на полтораста верст, вплоть до Ак-Мечети (ныне Симферополь. — Авт.) и Корасова (Карасу-базар. — Авт.) вод текущих нет и леса там не обретаются», а колодцы, если и есть «глубиною великою по несколько надесять сажен», которые татары к тому же могут «заметывать или воды в них портить». И лишь добравшись до этих городков, царские войска смогут «вод доволных достать», поскольку там «суть речки текущие и дрова там уже будут». Однако до этих мест, на расстоянии двухсот верст, начиная от Ислам-Кермена (Шах-Кермена), «дров не будет и воды суть скудны», резюмировал гетман. Он полагал, что потребуется заготовка больших запасов воды на Каланчаке и дров на днепровских берегах[235].

Информация Самойловича, несмотря на ее ценность, в целом, однако, не была абсолютной новостью для русского правительства. Благодаря тому, что на протяжении десятилетий в Крым регулярно ездили русские «годовые» посланники, послы и гонцы, в архивах Посольского приказа должно было сохраниться немало и собственных описаний пути в ханство, было немало и очевидцев, которые могли дополнить их при необходимости. Еще в 1677 г. «в дому» В. В. Голицына была переписана «книга», называвшаяся «История о приходе турецкаго и татарского воинства под Астрахань», который состоялся в далеком 1569 г. Это был рассказ очевидца похода, возможно пленного казака, описывавшего не только саму экспедицию, но и управление и тактику войск противника[236]. Описание пути в ханство, одно из наиболее свежих и хронологически близких к рассматриваемым событиям, принадлежит известному дипломату В. М. Тяпкину, который вместе с дьяком Н. Зотовым в начале 1681 г. заключил Бахчисарайское перемирие[237]. Таким образом, русское правительство должно было прекрасно представлять себе трудности пути, которые могли ожидать войско, характер будущих боевых действий и могло по крайней мере частично к ним подготовиться.

Крымское ханство накануне похода. Русско-крымские отношения осенью 1686 — в начале 1687 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука