Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг.

Сколько времени мы ждали в Бухаресте, не помню, но помню, как однажды услышал, что русский царь Александр II едет в Бухарест. Царь приехал в Бухарест и принялся прогуливаться по городу. Хорошо помню, что позади него ехал Христо Карагёзов, но тот направлялся в Болгарию не для болгарского освобождения. Христо Карагёзов должен был служить телохранителем царя Александра II, потому говорю, что он ехал позади царя. Я забыл, насколько задержался царь в Бухаресте, но он съездил и в Плоешти[223], дабы осмотреть собранных там болгарских солдат и назвать их «ополченскими дружинами». Тогда представили царю и капитана Райчо Николова[224], еще в 1853 или 54-м году переплывшего Дунай у Рущука и прибывшего из Болгарии в Румынию, чтобы рассказать русским, что турки на них нападут. За это Райчо был награжден, и царь похлопал его по спине, а потому царь сказал генералу Столетову, что желает ему доброго пути и увидеться в ближайшее время по ту сторону Дуная. Столетов с дружинами исчез из Плоешти, и никто не знал, куда они отправились. Это был маневр, чтобы неприятель не узнал, войска должно будут действовать…

А я с Начовичем и Паренсовым продолжал сидеть в Бухаресте, хотя это и угнетало. В конце концов нам сказали, что и мы двигаемся в Турну Мугурели[225]. Туда мы прибыли, когда русские пушки били через Дунай по турецким укреплениям вблизи Никополя. Я смотрел, как гранаты ударяют в укрепления, но те с легкостью не рассыпались. Иногда гранаты перелетали через Никопольский холм, и никто не знал, куда они попадали за холмом и кого искали. Казалось, что те, кто перекидывал холм, знали, что где-то там должен скрываться Кел Хасан-паша, который в минувшем 1876 г. разграбил Заечар[226]. Но, братья, тот 77-й год не походил ни на 75-й, ни на 76-й, а совсем наоборот. Я спустился вниз к городу Турну Мугурели, а там расположены две пушки — бьют и бьют через Дунай. Вот в этот момент снизу по Дунаю появился турецкий пароход. И эти две пушки стали по нему стрелять. Я смотрел с нетерпением: ну эта граната ему устроит, в него попадет, ну другая — до тридцати выстрелов прозвучало с тех пор, как появился пароход, и до того, как он, неповрежденный, повернул налево и потерялся за островом. Как только он уплыл, пушки вновь направили свои гранаты на Никополь и вновь стали стрелять по цели за холмом.

Смеркалось. В этот день мы закупились тем, что нам требовалось, не помню, оставалось ли один или два дня, и — отправились к Зимничу. По дороге рядом с Дунаем не осела пыль после батальонов солдат — ничего не было видно. Так мы достигли Зимнича. А там — все готово. Там я увидел великого главнокомандующего[227] на коне — он в тот день ездил в Свиштов и вернулся. Нам дали квартиру в доме рядом с Начовичем. У господина Начовича уже были гости в квартире, но не помню, какие из его русских приятелей были: был ли Паренсов или другие. Я несколько раз ходил к ним на обед. Но вот и тут задержались, как и в Бухаресте. Войска идут, отправляются, а мы — в Свиштове. Я сердился, что меня не отправляют с каким-нибудь отделением вперед, но кто тебя спросит, что ты хочешь или не хочешь?

Сколько дней мы стояли в Свиштове, тоже не помню, но вот, идем уже с главной квартирой и свитой великого князя Николая Николаевича. У господина Начовича был конь, он взял коня и своему отцу. Но у меня коня не было. Да и не продавали их в это время. Наконец, нашел у одного парня хорошую лошадку — живую, но мелкую. Да что делать — взял ее, пока не найду другую, получше.

Квартира великого князя была в те дни в часе или получасе от Свиштова по дороге к Тырново, в одной долинке — Царевец ли она называлась, не помню, но там пришло известие, что Никополь взят, был совершен молебен. Великий князь поздравил собравшиеся там войска с победой под Никополем.

И в тот же день, максимум — на следующий, главная квартира тронулась по дороге к Тырново. Мы достигли села Иванче и там переночевали. Полковник Паренсов мне сказал побеспокоиться о еде. Не помню, что я нашел, но надо было взять еще и одну оку масла. Какой-то молодой болгарин принес мне его, а как я спросил, сколько оно стоит, сказал, ничуть не смущаясь, что хочет 30 грошей. Я ответил, что до сих пор никогда не слышал, чтобы ока масла продавалась за 30 грошей.

— Скажи мне, — произнес я, — сколько возьмешь, чтобы я заплатил.

Он ответил:

— Меньше нельзя!

— А продавал ли ты до сих пор по 30 грошей оку масла, что сегодня хочешь столько?

— Само собой продавал, — говорил селянин, — вот, тот день, как шли богатые люди, и закончилось масло, дали по 25 грошей. Его сейчас совсем нет, потому хочу за него по 30 грошей.

«Ну, — сказал я себе, — теперь я попал. Меня засмеют эти люди, если скажу им, что дал 30 грошей за оку масла». Делать было нечего, взял масло и сказал Петру Делиминкову:

— Вот, Петр, видишь ли? Если бы на нашем месте были турки, тот болгарин бы не посмел хотеть столько денег, зная, что получит взбучку. Но сейчас хочет.