Русское

– Заглянем, – сказал он.

Там было совершенно пусто и очень тихо. Кухня и склад были уже разграблены, и несколько окон были разбиты, но в остальном монастырь не пострадал. Попов осторожно прошелся по нему. Когда он закончил осмотр, то был рад, что взял на себя этот труд, и сделал для себя короткую заметку: «Монастырь в Русском будет отличной маленькой тюрьмой или местом для предварительного заключения. Сообщить в ЧК».

Он хорошо поработал сегодня.

Выйдя, он обнаружил, что красноармейцы развели во дворе небольшой костер. Молодой комиссар был занят тем, что выносил из церкви утварь для костра. Попов посмотрел на него с легким удивлением – комиссар нес иконы.

– Я и не знал, что ты так сильно настроен против религии, – вполголоса заметил он.

– А как иначе-то? Да вы ж и сами разве не такой?

Попов пожал плечами:

– И я такой, конечно.

Он взглянул на икону, которую его напарник собирался бросить в огонь. Она показалась ему смутно знакомой.

– По-моему, эта штука все же хороша, – заметил он.

– Хороших икон не бывает, – ответил тот.

– Пожалуй.

Попов видел, как икону охватил огонь. Линии образа на ней отличались удивительным изяществом.

Так исчез драгоценнейший дар Бобровых маленькой духовной обители – икона великого Рублева.

В ту летнюю ночь, когда уже давно погас костерок в монастыре, из леса за деревней вышел Иван и направился к берегу реки, где его ждала Арина с маленькой лодкой.

Когда красноармейцы ушли, Ивану пришлось прятаться. После того, что произошло, у него не было выбора. Разве простят ему сыновья Бориса Романова убийство отца? Неужели крестьяне забудут, что он отдал их зерно? Что же касается комитета, управлять которым велел ему большевик в кожанке, то должность эта была для Ивана все равно что смертный приговор.

– Если я останусь здесь до утра, меня убьют, – сказал он матери, и она знала, что это так.

Она помогла ему забраться в лодку.

– В какую сторону поплывешь? – спросила она.

– На юг. Мимо деревни – ни за что. Спущусь к Оке, а оттуда, пожалуй, до Мурома.

– И что ты будешь делать?

Он пожал плечами:

– Даже не знаю. Может, в армию запишусь. – Он невольно улыбнулся. – Похоже, самое безопасное место, чтобы выжить!

– Вот деньги. – Арина поцеловала его. – Ты мой единственный сын, – просто сказала она. – Если ты погибнешь, я должна об этом знать. А так я буду всегда думать, что ты жив.

– Я не погибну.

Он обнял ее и сел в лодку.

На юге виднелась луна в свою четверть. Он оттолкнул лодку и начал грести, медленно поднимаясь вверх по серебристой реке.

1920, октябрь

Холодало, но дело было почти сделано – простая операция по зачистке. Грузовик и артиллерийское орудие перед ними были всего лишь обгоревшим металлоломом. Там валялось с полдюжины тел, а один, по-видимому, был еще жив. Хорунжий.

Иван осторожно шагнул вперед. Вокруг до самого горизонта простиралась пустынная степь юга России.

Война почти закончилась. Раз или два успех был на стороне белых и их иностранных союзников. В какой-то момент казалось, что Петроград падет. Деникин, Врангель и прочие бились отменно. Но им не хватало координации, которой отличались красные. И возможно, недоставало решимости. Последний фронт белых был отброшен далеко назад, и все союзники – капиталистические Англия, Америка, Япония, Италия – капитулировали.

А тут еще этот казачий хорунжий, недобиток. Красив, конечно, дьявол, но все равно ему конец.

Карпенко смотрел на приближающегося Ивана. Разумеется, умирать было обидно. Два года назад он и представить себе не мог, что настолько погрязнет в этих боях. Но, к его великому удивлению, это принесло ему некоторое удовлетворение. Боль в животе сжигала огнем.

Молодой красноармеец кого-то смутно ему напомнил, но это уже не имело значения.

– Ну что, браток, самое время избавить меня от мучений, – с улыбкой сказал Карпенко.

Что Иван и сделал, проявив максимум любезности, на какую только был способен. Так уж получилось, что это был последний выстрел, который ему пришлось в жизни сделать.

Революция победила.

Заключение, или Кода

1937

Тихо-тихо зазвучала музыка, и, хотя было уже поздно, одиннадцатый час, он чувствовал себя бодрым и полным сил.

Если бы еще у него оставалось время.

Перо Дмитрия Суворина быстро забегало по нотному стану.

Это была короткая пьеса, сюита. Небольшая программная пьеса, вдохновленная русским фольклором. Детям и взрослым, подумал он, должна понравиться. Все уже сочинилось, кроме коды.

В соседней комнате спали его жена и дети. Мальчика в честь деда звали Петром, девочку – Марьюшкой. Говорили, что маленький мальчик очень похож на него самого. Сочиняя, Дмитрий улыбался про себя. Пьеса предназначалась для всей его семьи, но особенно для юного Петра. В этот вечер он посвятил ее сыну и чувствовал, что это очень важно. Потому что, когда мальчик услышит ее, возможно, он все поймет.

Это был ответ на страшную тайну, которую оба они несли в душе.