Русское братство

— Так хоть занималось. А нынешние защитники секретов родины чрезвычайно распутны, умеренно интеллигентны и постоянно подшофе, да?

— Вам не нравится профессия мужа? Вы его не воспринимаете? — поинтересовался Степаненко, поднимаясь и, обойдя весь стол по кругу, направился к двери. Он понял, что от этой женщины можно ожидать все что угодно, кроме информации, где можно разыскать ее мужа.

— Положительно любой эфэсбэшник может восприниматься только в том случае, когда он борется не против своего народа: «своих» бандитов, «своих» наркодельцов, «своих» взяточников, но против чужеродного элемента — иностранцев, — сказала женщина, медленно вставая и тоже направляясь к двери. — А вы?! Вы… Ладно, мне думается, вам и в самом деле пора уйти. Но прежде скажите, вы москвич?

— Москвич, — холодно ответил Степаненко. Слишком холодно. Казалось, тон его ответа несколько отрезвил женщину, и она решила больше не разговаривать с ним.

Женщина повернулась к двери, стала сражаться с замками, беспомощно оглянулась. Максим посмотрел ей в глаза и прочитал в них затаенное страдание. Страдание от одиночества, от какой-то непонятной безысходности. Если он сейчас уйдет, то навсегда останется врагом красивой и изящной, хотя и крупноватой женщины. Она готовилась к празднеству, к шуму, к веселью, возможно, к любви, но на ее праздник никто не пришел. Разве что одна из подружек…

Степаненко шумно втянул воздух, в нос ударил запах ее волос, тонкий аромат духов, скрытый, далекий запах ее тела. Ему почему-то стало не по себе.

— Помогите, — прошептала женщина. — Тут столько замков, что я…

Он кивнул, слегка отстранил ее, стал щелкать рычажками замков и, покосившись, еле устоял на ногах, так закружилась голова. В разрезе платья он увидел, как спелый налив, ее грудь.

Замки были побеждены. Женщина распахнула перед ним дверь и холодно пожелала всего хорошего.

Дверь медленно закрывалась за спиной Степаненко, но до конца так не захлопнулась — он услышал тихий голос женщины:

— Вы не представились?

— Максим, Максим Степаненко, — поспешно, полушепотом произнес майор.

— Если он появится, я сообщу ему… — сказала она, открывая дверь пошире и опираясь на косяк.

О, какая дивная поза!

— Но все-таки, как мне его найти?! — почему-то тоже прошептал Степаненко.

Женщина поманила пальчиком Максима внутрь квартиры. «Определенно, я стал пользоваться успехом у женщин, — подумал Степаненко, отважно шагая в квартиру, — вчера Ира, теперь вот эта…»

Он шагнул внутрь квартиры, прикрыл дверь за собой. Ее руки внезапно обвили его шею. Он было отпрянул, но уперся спиной в дверь. Женщина прижималась к нему всем телом, поймала его взгляд. В ее глазах была, как выразился бы поэт, бездна. Их губы слились в поцелуе. Рефлекторно, сам того не желая, Степаненко положил руку пониже ее спины. Через тонкую ткань не прощупывалось белье.

— Идем, — с трудом владея собой, произнесла женщина. При этом ее рука безошибочно, дважды, щелкнула замком, надежно запирая дверь.

Степаненко на ходу сбросил пиджак, но едва наклонился над страстной хозяйкой квартиры, как она неожиданно вскрикнула… и изо всех сил, наотмашь, влепила Максиму звонкую пощечину. Оплеухи, следовавшие одна за другой, ошеломили на минуту Степаненко.

— Ах ты… — вскричал опешивший Степаненко. — Блядь благородных кровей! — выругался он, держа хозяйку квартиры за руки. Она вырвалась из его рук, хотела броситься к двери, но он сильно толкнул ее, заступил дорогу своим телом и стоял, остолбеневший, с налитым кровью лицом. Ему нужно было забрать собственный пиджак, но таким образом, чтобы не выпустить женщину из квартиры. Чего доброго, эта дура начнет кричать, что ее изнасиловали!

Некоторое время они, тяжело дыша, не сводили друг с друга глаз.

— Вот что… — наконец сказал он спокойно. — Не знаю как вас по имени-отчеству. Я сам понимаю, что это не совсем красиво… И за поступок мой, и за скверное слово прошу прощения.

— Мне не нужны ни ваши извинения, ни, тем более, вы сами… Уходите.

Пиджак мигом очутился на нем. Но Максим не ушел, а молча стал ходить по комнате. Он понимал, что женщину прежде всего надо успокоить. Она сидела в кресле, потихоньку всхлипывая, то и дело вытирая неизвестно откуда появившимся платочком лицом. Ткань платья на груди была в темных пятнах от слез. Настоящих, неподдельных.

— Вам надо принять что-либо успокоительное, — сказал Степаненко. — Хотите, давайте выпьем. Вместе…

— Я и так уже пьяна, — женщина охватила лицо руками.

— Где я могу найти Андрея Шмакова? — Степаненко боялся, что его голос прозвучал опять слишком жестко.

Женщина поднялась, подошла к секционному шкафу, откинула створку, быстро набросала на клочке бумаги адрес, через плечо подала Максиму.

— Не надо давать волю чувствам, — вздохнув, сказал Степаненко.

— А вам не надо строить глазки, — уже успокоившись, сказала женщина. — Надеюсь, вы не станете трепаться…

— А ничего не было…

— Да, ровным счетом ничего, — женщина, словно в знак примирения, улыбнулась, тяжело вздохнув при этом. — И не думайте, что вы победили. Адрес я дала, потому что… Словом, Андрей почти не бывает дома…