Русское язычество. Мифология славян

и, вероятно, гуси в одной песне такой женщине принесли весть от ее родных, так как она, упомянувши о гусях, просится у своего мужа к родным.

Ой, у броду, броду, пили гуси воду;
Пусти мене, мий миленький, та до мого роду,
Бо я в свого роду ище не гуляла,
И в своей родиноньки в гостях не бувала.

Летание диких гусей, как вообще летание птиц, наводит грусть о прожитых летах:

Из-за гори високои гуси вилитають;
Ще роскоши не зазнала, вже лита минають,
Не зазнала в отця, в неньки, замижем не буду.
Почим же я лита мои споминати буду?

А девушка, потерявшая невинность, изображается гонящею гусей на реку и в то же время плачущею о своем горе.

Ой, гиля, сири гуси, гиля на Дунай!
Завьязала головоньку — тепер сиди та й думай.
Ой, гиля, гиля, сири гуси, гиля на море!
Завьязала головоньку — горе ж мини, горе!

В одной песне плавание гусей сопоставляется с любовною беседою:

Пливить, гуси, пливить, гуси, бистрою рикою;
Вийди, вийди, дивчинонько, розмовься зо мною, —

а в другой женщина, желающая погулять, сравнивает себя с гусынею:

Коби мини не чепець, не шовкова хустка,
То я б соби погуляла, як на ставу гуска.

Чайка (по-малорусски называется не та птица, которая носит это название в Великороссии, но та, которая по-великорусски называется чибисом или пиголицею) в одной очень известной песне изображает бедную мать, которой плохо жить: и жнецы хотят забрать у ней детей, и птицы ее обижают.

Ой, бида чайци,
Чайци небози,
Що вивела дитки,
При битий дорози,
Киги, киги! Злетивши в гору,
Тильки втопиться в Чорному морю!
Жито поспило,
Приспило дило,
Идуть женци жати,
Диток забирати.
Ой, дити, дити,
Де вас подити?
Чи мини втопиться,
Чи з гори убиться?
И кулик чайку,
Взяв за чубайку;
Чайка кигиче:
«Згинь ти, куличе,
И бугай дугу,
Ще з лози дугу!» —
«Не кричи чайко,
Бо буде тяжко!» —
«Як не кричати,
Як не литати:
Дитки маленьки,
А я их мати!»
Ой, бида чайци,
Чайци небози,
Що вивела дитки,
При самий дорози:
«Хто йде, той пхне,
Таки дурно не мине,
Кигик, кигик,
Злетивши в гору,
Тильки втопиться
В Чорному морю».
И кулик чайци
Не пидпомога,
Тилько зневага,
Що близько дороги.
«И бугай дугу,
Не вдавайся в тугу.
Бо новишу чайку,
Не кричи в лугу!» —
«Як не кричати,
Як не плакати:
Дитки маленьки,
Жаль — я их мати!
Всяк хоче бити,
Никому хоронити
Диточок в гнизди,
При тяжкий биди».

В ней обыкновенно видят аллегорическое изображение Малороссии; ее приписывали то Хмельницкому, то Мазепе, то последнему запорожскому атаману Калнышу. Но едва ли в своем корне это не народная песня, где, наравне с другими символическими образами, взятыми из жизни птиц, обычными в народной поэзии, изображается бедная, горемычная мать. В Киевской губернии мы слышали отрывки думы о чайке, в которой под видом этой птицы рассказывается аллегорически судьба бедной матери семейства, обижаемой сильными людьми; но, к большому сожалению, невозможно было записать ее, оттого что кобзарь почти совершенно позабыл ее и, вспоминая отрывочно разные места, не мог пропеть или проговорить ничего в стройном виде.

Подобный образ бедной семьи представляет песня о птичке ремезе. Обращаются к этой птичке с советом не вить гнезда над водою — над Десною, потому что река может затопить детей ее.

Ой, ти ремезе, ти ремезоньху,
Та не мости гнизда над Десною:
Бо Десна Десниця що день прибувае,
Вона твоих диток позатопляе.