Веселовский обозначил эпитет как «одностороннее определение слова» (59) и выделил две группы эпитетов. К первой группе относятся тавтологические
эпитеты, призванные обновить смысл слова. Особенностью этой группы является «тождесловие», т. е. такая ситуация, когда «прилагательное и существительное выражают одну и ту же идею» (59). В качестве примера ученый привел эпитет «красный» в образе «красна девица», когда «прилагательное и существительное выражают одну и ту же идею света, блеска» и обнаруживается «древнее содержательное тождество» (59).Вторую группу Веселовский определил как эпитеты пояснительные,
цель использования которых состоит в укрупнении определенных характеристик. Особенностью таких эпитетов является усиление внимания к «существенному в предмете», а также к «практической цели и идеальному совершенству». В такого рода эпитетах значительна эмоциональная оценка – в них «много переживаний», поскольку в них «отразились те или другие народно-психические воззрения, элементы местной истории, разные степени сознательности и отвлечения и богатство аналогий, растущее со временем» (59–60). Показательным примером пояснительного эпитета для Веселовского стало слово «золотой». Так, у древних германцев золото – принадлежность богов; в «Слове о полку Игореве» возникают «златой стол», «златое седло» и т. д.; в украинском фольклоре золотыми являются «столы, ножи, челнок, весло, соха» и др. (60).Среди пояснительных эпитетов Веселовский выделил несколько групп оценочных обозначений. Так, цвет волос – важный этнический признак; он является одним из центральных принципов разграничения персонажей художественного произведения. Например, указывал исследователь, в гомеровских поэмах «ахеяне зовутся кудреглавыми», женщины – «прекраснокудрыми»; при этом светло-русые волосы – «это любимый цвет у греков и римлян»: «все гомеровские герои белокуры, кроме Гектора» (61).
Особый интерес для науки и культуры, как отмечал Веселовский, представляет такой пояснительный эпитет, в котором заключена также метафора, – метафорический,
или, как пишет ученый, «эпитет-метафора». Метафорический эпитет, по определению Веселовского, «предполагает параллелизм впечатлений, их сравнение и логический вывод уравнения» (61). Действительно, метафора как неназванное сравнение отличается от сравнения тем, что в сравнении два обязательных члена – объект и средство сравнения, в результате чего делается определенный вывод; в метафоре же один член – средство сравнения, и вывод делается на основе «переноса» значения. Иными словами, метафорический эпитет несет в себе сравнительное начало, но без прямой номинации, опосредованно. Примерами образов, созданных с помощью характерного метафорического эпитета, по мнению ученого, являются сочетания «черная тоска» и «мертвая тишина».Истоки словесного искусства, указывал Веселовский, связаны с эпитетами, сохраняющими «постоянство
при известных словах» (63), – постоянными, в современной терминологии. Ученый писал, что «греческий, славянский и средневековый европейский эпос представляют обильные примеры» таких явлений (63). Иначе говоря, Веселовский определил происхождение таких эпитетов – мифологическое («У Гомера море темное … или серое», «снег холодный», «небо звездное» и др.) и фольклорное (в русской традиционной культуре «поле чистое, ветры буйные», «пески сыпучие, леса дремучие» и др.; далее дается перечень эпитетов из старонемецкой и старофранцузской, из болгарской, украинской и других культур). Все примеры приводятся Веселовским на языке оригинала.Становление будущего индивидуально-авторского видения мира, отраженного в эпитете, Веселовский обозначил несколькими причинами: либо это «окаменение» смысла эпитета (65), либо это его «развитие, внутреннее
и внешнее» (67). Ярким примером последнего ученый считал народно-поэтическую цветовую символику, запечатленную в эпитете. Так, писал Веселовский, «белый день, лебедь белая – реальны, но понятие света как чего-то желанного обобщилось: в сербской народной поэзии все предметы, достойные хвалы, чести, уважения, любви, – белые» (67). «Внешнее» развитие эпитета исследователь связал с процессами, когда описания разнообразятся и «при одном слове стоит несколько определений, дополняющих друг друга»: «сличите рус. удалый добрый молодец, перелетные серые малые уточки, болг. мила стара майка и т. д.» (68–69). В старофранцузском и немецком эпосах Веселовский обращал внимание на такой характер «накопления» образных характеристик, когда возникают «парные эпитеты»: «бодрый и радостный, бурный и веселый, храбрый и смелый, печальный и унылый, истинный и верный, глупый и безумный» (69).