Русское масонство

Я взглянул: Максим Невзоров
Углем пишет на стене.
«Если б так, как на Вольтера,
Был на мой журнал расход,
Пострадала б горько вера:
Я вредней, чем Дидерот.
Слог мой сладок, как микстура,
Мысли громки – без ума;
Толстая моя фигура
Так приятна, как чума!
Я в творениях священных
И в больших пяти частях
Книжек, мною сочиненных,
Доказал, что я – дурак!

Очень невысокого мнения о Невзорове был и князь П. А. Вяземский, который во время Отечественной войны, беспокоясь за участь Батюшкова, писал: «Я одним дуракам велел бы ходить на войну: им терять нечего. Например, Невзоров убитый что потерял бы, кроме брюха и гузна»[368].

Между тем и личность Невзорова, и его жизнь, и деятельность представляют значительный интерес для изучающих историю русского масонства: Невзоров – один из типичных его представителей, он соединяет в себе и некоторый налет мистицизма, и неутолимую жажду общественного служения. Такое соединение, может быть, особенно характерно для русского масонства, быстрое развитие которого у нас, несомненно, объясняется пробудившимся общественным чувством и сознательным или полусознательным стремлением к общественной работе. Лучших людей эпохи масонство манило к себе не только тайнами мистических переживаний, но и деятельной жизнью в духе христианства. Вот почему по «Нравоучительному катехизису истинных франкмасонов» Лопухина главная цель масонства отождествлялась с целью «истинного христианства», главный долг масона полагался в любви к Богу и в самоотверженной любви к ближнему, а свою работу масон должен был совершать «посреди сего мира».

Наиболее ярким выразителем этого общественного течения в масонстве был, конечно, Новиков, но было и много других, более скромных, менее заметных, не столь даровитых, не так широко захватывавших своей деятельностью общественную жизнь. К числу последних нужно отнести и Невзорова.

Родился Невзоров в 1762 или 1763 году[369]. Он происходил из духовного звания, первоначальное образование получил в Рязанской семинарии, а затем по рекомендации епархиального начальства за отличие был отправлен для продолжения образования к Новикову, который уже в конце 1779 года хлопотал перед архиереями о присылке из семинарии студентов для университета за счет нарождавшегося «Дружеского ученого общества»[370]. Невзоров, в сущности, был первым его стипендиатом.

В университете Невзоров слушал лекции по юридическому и медицинскому факультетам, причем окончил юридический с золотой медалью. По-видимому, Новиков привлек Невзорова, как и многих других представителей студенческой молодежи, к переводческой деятельности. По крайней мере, уже в 1785 году появляется в переводе Невзорова французская книга «Истинные правила христианского воспитания детей».

В университетские годы Невзоров находился главным образом под влиянием Лопухина и той масонской атмосферы, которая к этому времени в значительной степени охватила Москву. В тоне восторженной благодарности писал впоследствии Невзоров об этих влияниях: «От незабвенного и одного Ивана Владимировича [то есть Лопухина] получил я все наружное свое состояние, так как от свободного каменщичества внутреннее, где также всегда главным и для меня, можно сказать, единственным орудием был тот же Иван Владимирович»[371]. «Мое исповедание об ордене свободного каменщичества, в котором мне по воле Бога милосердного посчастливилось учиться, есть таковое, что я его для себя собственно почитаю истинною женою, облеченною в солнце, о коей упоминается в 22-й главе Апокалипсиса, и породившею во мне чадо истины… Более же всего к таковому рождению во мне истины служил поводом бывший мой великий мастер в ложе ”Блистающей звезды“, неподражаемый мой благодетель во всем И. В. Лопухин, который истинно один из не последних, и, можно сказать, из первых драгоценных камней, украшающих корону вышеозначенной жены… Орден свободных каменщиков, в котором я был членом, для меня был лучшим училищем христианским, и я по милости Бога не хотел иначе понимать его»[372].