Русское мировоззрение. Как возможно в России позитивное дело: поиски ответа в отечественной философии и классической литературе 40–60-х годов XIX сто

Идиллия крестьянского детства у Некрасова шатка. В финале стихотворения в сарае, в котором расположился охотник-наблюдатель, становится темно — начинается гроза. Мы видим сквозь дождь детишек, бегущих от грозы, как в знаменитой картине Маковского. Театральное действо завершено. Начинается проза жизни…

… Я выглянул: темная туча висела
Над нашим театром как раз.
Под крупным дождем ребятишки бежали,
Босые, к деревне своей…
Мы с верным Фингалом грозу переждали
И вышли искать дупелей[599]

Так участники этого миниатюрного карнавального празднества расходятся в разные стороны, занимают свои, реальной жизнью предуказанные места: крестьяне — в одной, а баре — в другой социальной нише. Не зря К. И. Чуковский в своем фундаментальном исследовании творчества поэта пишет: «С самой ранней юности весь мир был разделен для него на два враждующих стана:

Два лагеря как прежде в божьем мире
В одном рабы, властители в другом.

…И „Железная дорога“, и огромное большинство других стихотворений Некрасова написаны именно так: народ и народные друзья на одной стороне, народные враги — на другой, а между ними вековая баррикада. Поэтому всякого из своих персонажей Некрасов раньше всего определял и оценивал тем, на какой стороне баррикады сражается тот человек.

В том и заключалось для него воспроизведение тогдашней действительности, чтобы в каждом малейшем явлении жизни вскрывать непримиримые противоречия этих двух лагерей, „кипящую“ между ними войну, отметая вымыслы о какой-то несуществующей гармонии классов»[600]. Конечно, в приведенном комментарии явно просматривается взгляд революционных демократов. Вместе с тем в том, что пишет Чуковский, характеризуя пафос некрасовской поэзии, много правды.

Если говорить о том, каким у Некрасова изображается поместно-деревенский мир с точки зрения взаимодействия крестьян и дворян, то это мир корневого разлада между теми и другими. Разлад этот глубоко переживается прежде всего лирическим Повествователем поэзии Некрасова. Так, в его раннем стихотворении «Родина» (1846) этот повествователь посещает «знакомые места», где

… жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства;
Где рой подавленных и трепетных рабов
Завидовал житью последних барских псов,
Где было суждено мне Божий свет увидеть,
Где научился я терпеть и ненавидеть,
Но, ненависть в душе постыдно притая,
Где иногда бывал помещиком и я…[601]

Причины надрыва в своем душевном мире, проклятья, которое легло на всю его жизнь, лирический повествователь видит в краю его родном. С каким-то злорадным, болезненным наслаждением он констатирует, что «срублен темный бор», «нива выжжена», «праздно дремлет стадо», «набок валится пустой и мрачный дом». Так выражается едва ли не классовая ненависть автора по отношению к «сожителям» по сословию, напоминая о чувствах самих крестьян, какими их описывает на своих поэтических страницах Некрасов.

Усадебный мир, по Некрасову, есть источник разлада не только в душе и жизни дворянина, но и в жизни крестьянина. Вспомним стихотворение «В дороге», с которым к поэту пришла известность. В нем перед читателем предстает судьба молодой женщины-крестьянки, которая по прихоти своих господ смолоду была переведена в барский дом, росла и училась рядом с барышней. Но вот старый барин отдал Богу душу, и девушка вновь оказалась «на селе». Историю эту слышит от ямщика его пассажир дворянского происхождения. Сам ямщик был женат на героине печальной истории, и вывод его таков: «Погубили ее господа, а была бы бабенка лихая!»

Похожая история, но уже в «мужском» варианте, воспроизводится в стихах «Огородник» (1846):

Постегали плетьми, и уводят дружка
От родной стороны и от лапушки прочь
На печаль и страду!.. Знать, любить не рука
Мужику-вахлаку да дворянскую дочь![602]