Русское народное порно

– Капитальный и обнадёживающий?

На этот раз её не хватило даже на шёпот, и она согласилась одними глазами.

Странное что-то произошло с Гулечкой. Она пресерьёзно позволила мне довести себя до нетерпеливо ожидавшего юноши. Я мягко направил её руку к искомому предмету, Гулечка обхватила пальцами нерушимый Васенькин уд, и тут мгновенная судорога пробежала по её телу. Казалось, хорошенькая обезьянка хочет прямо теперь затолкать эту твердостенную чуждую юношескую принадлежность в себя, буквально, напрыгнуть на оную. Хотя это длилось менее секунды, Гулькино движение заметили все. Она увидела это, отошла от Васеньки и отвернулась.

– Ещё! – простонал юноша, поняв, что сладкая процедура закончилась.

– Погодь, – возразил я.

13

Васенька посмотрел на меня. Как-то этак подпочвенно. Как-то так разорённо.

– Ты ведь доверяешь мне? – спросил я его.

– Да, – сказал бедный мальчик.

Тут Алёша быстро стянул с себя трусы.

– Я снял всё, а можно и мне то же? – выпалил он.

– И ты погодь, милый, – возразил я маневренно. С этаким руководственным назначением.

– А что?

Я поворотился к остальным. Как мастер злоключений какой-то.

– А вы все доверяете мне? – спросил я.

– Да, да, – нестройно заголосили юноши и юницы.

– Так может, мы теперь возьмём да снимем наше первое кино?

– А съёмочная группа? – удивлённо спросила Танечка Окунцова.

– Да вот же она, – усмешливо и победительно сказал я, обведя рукой всех в зале.

– А студия, камера? – не унималась она.

– Камера за стенкой стоит давно наготове. А студия… везде: и здесь, и в гардеропной (она же аксессуарная), и в спальной, и на веранде, и в мезонине. Всё для вас, красивые мои! Только в кабинет мой вам вход закрыт.

– Так это вы здесь самый главный, стало быть? – удивлённо спросила Тамара Шконько.

– Нешто вам питерские аль московские милей? – кротко заметил я.

– Нет. Я только спросила.

– Так что же, согласны? – продолжил я.

Согласны были все. Для них это была ещё шутка, была игра. Взрослая, но всё-таки игра.

– Интересно вам это? – спросил я. – Сниматься в кино…

Им было интересно, они кивали головами, слышны были беспардонные одобрительные возгласы.

Я повёл их в спальную комнату.

– Но учтите… – фарисейски и тлетворно сказал я, заградив им вдруг путь, – вам в одежде на съёмочную площадку входить запрещается! А то, что на вас, это – одежда.

– А вам можно? – находчиво спросила Сашенька Бийская.

– Мне можно.

Оба юноши давно были нагими. Юницы же… под влиянием момента теперь почти не колебались. Не прошло и десяти секунд, как все лифчики и все трусики полетели на пол. Юноши и юницы сызнова смотрели друг на друга, будто бы знакомясь. Васенька противуположный пол, буквально, пожирал глазами, и казалось, готов был наброситься с целью насильственного разбойничества и сугубого попрания беззащитности. Алёша в том же направлении позыркивал несколько сдержанней, но тоже устремлённо. Заметно смущалась Олечка Конихина. Даже обнажившись, она плотно прикрывала руками грудь и лоно.

– Что, милая? – спросил я.

– Савва Иванович, – дрожащим голосом (тоном переполоха) сказала она. – Я, наверное, не подойду, у меня ещё не было ничего такого. В смысле, никого…

– Ахтунг! – дурашливо крикнул Васенька. – Среди нас девственница.

Сердиться на него было решительно невозможно.

– Ты подойдёшь, подойдешь! – никак не угомонялся он. – Дело поправимое!.. Это даже запросто!..

– А можно, я у тебя буду первым? – попросил Алёша Олечку и, взяв её за руку, немного отвёл от груди. – Я очень хочу!

В том, что он хочет, можно было не сомневаться. Его междуножный индикатор на сие хотенье неоспоримо указывал.

Олечка намеревалась отнять свою руку, но юноша не выпускал.

– Не сегодня, – возразил я. – Видишь, у бедной чуть зубки от волнения не стучат. Нет, милая, – сказал я Олечке. – Сегодня ты просто постой, посмотри на других, а уж завтра, если ты не будешь против, Алёшенька тебя возьмёт. А ты, хороший мой, – бросил я юноше, – пока побудь с кем-то поопытней.

– Ладно? – тихо спросил тот у юницы. – Можно?

Олечка в смятении не отвечала ничего.

Последние препятствия отпали, и мы все вошли в спаленку.

14

Посередине стояла кровать. Из новомодных, такие ещё зовут аэродромами. Или в том же духе, но поскабрёзнее. Перед кроватью – камера на треноге. Пара фонарей также на треногах. Детки мои расположились у стеночки, как я им указал. Ещё я велел им не шуметь, звук мы тоже писать будем.

– Ну, вернёмся к нашему Васеньке, – сказал я. – Заждался поди?

– Да я-то ничего, а вот он заждался, – смешливо отвечал юноша, глянув в тот регион, где у человеков обыкновенно дислоцируется низ живота.

– Выбери себе какую-нибудь из наших красавиц, – елейно предложил я.

– Можно любую? – гулко спросил Васенька.

– Кроме Олечки. Олечку побережём покуда.

Та, услышав, что речь о ней, снова покраснела и стала прикрываться пуще прежнего. Стояла она, плотно прижавшись к стенке, и старалась держаться прямо, чтобы поменее можно было разглядеть её славненькую девичью попку. Прям беда с этими девственницами!