Русское правоведение: «юридическая чума» на Руси — вылечим

Об этих событиях см. также публикацию «Сравнительное охотоведение» в газете «КоммерсантЪ» от 22.12.2010 г.[250]. Так что Владимир Комаров легко отделался…

* * *

Также невозможно не затронуть вопрос о пытках[251], к коим следует относить не только применение самодельных или профессионально произведённых «спецсредств» воздействия на организм человека или «альтернативные» способы употребления тех или иных предметов изначально иного функционального назначения, но также — избиения подследственных и задержанных и оказание на них психологического давления путём запугивания, предоставления заведомо ложных сведений о правах и обязанностях подследственных и представителей юридической системы, о последствиях той или иной линии поведения из множества возможных для задержанных и подследственных.

В РФ пытки запрещены на уровне конституции[252], которая (как сообщается в ней самой) «имеет высшую юридическую силу» и «прямое действие»[253]. Вопреки этому запрету и его якобы его «прямому действию», на протяжении всей постсоветской истории в официальных СМИ и в интернете регулярно появляются сообщения о том, что кто-то из задержанных или подследственных был подвергнут пыткам сотрудниками юридической системы в период следствия или при отбывании наказания.

Такие случаи становятся известными либо через родственников людей, подвергнутых пыткам, либо вследствие того, что в результате пыток человек умер или получил телесные повреждения, но правоохранители убить его побоялись и передали медикам. Медики не во всех случаях соглашаются принять по умолчанию телесные повреждения, возникшие в результате пыток, в качестве «естественных» следствий органического заболевания или умышленных либо неосторожных действий самого подвергнутого пыткам, и оглашают истинные причины их происхождения.

Реакция юридической системы на такого рода публичные скандалы в подавляющем большинстве случаев укладывается в следующую последовательность системно организованных действий:

1. Отрицать факт пыток и обвинять пострадавшего от них и его близких в клевете на правоохранительные органы, представляя пытальщиков в качестве сотрудников, отмеченных различными наградами и поощрениями за безупречную службу, обладающих высокими моральными качествами, которые в принципе не могли совершить ничего подобного тому, в чём их обвиняют «клеветники». Этому может сопутствовать кампания по запугиванию и пресечению деятельности лиц, которые придали факты огласке и настаивают на привлечении к уголовной ответственности виновных в пытках.

2. Если пункт 1 реализовать не удаётся, то попытаться признать имевшие место факты — случайным, единичным эпизодом, делом рук одного — двух негодяев, случайно проникших на работу в органы правопорядка и бросивших тень чуть ли не образцовое подразделение, но никак не одним из множества такого рода фактов, поскольку всё множество фактов по-прежнему остаётся утаиваемым от общества и неизвестным ему.

3. Если не удаётся реализовать и пункт 2, то признать факт массовых злоупотреблений в одном каком-то подразделении системы, настаивать на том, что имевшая место пыточная практика является исключением из господствующей повсеместно нормы работы всех прочих подразделений, в которых законность при проведении задержаний и осуществлении следственных действий неукоснительно и безукоризненно соблюдается.

4. После этого издаётся циркуляр, который рассылается по всем подразделениям и зачитывается личному составу, на тему о том, что «пытки — не наш метод», что «пытки запрещены законом». Такого рода циркуляры воспринимаются как руководящее указание о том, что пытать следует более квалифицированно — так, чтобы не оставалось следов, которые бы медики могли безальтернативно оценить как последствия пыток. Далее система работает в обычном для неё режиме до следующего публичного скандала на тему, что кого-то из задержанных или подследственных избили, запытали, не оказали своевременно медицинской помощи, необходимой ему вследствие нанесённых пытками повреждений или органических заболеваний, которые выявились или обострились в период нахождения под стражей.

5. Виновные в пытках получают минимально возможные наказания, поскольку все они до этого положительно характеризовались по службе, якобы обладали «высокими моральными качествами», якобы «совершили преступление в первый раз», якобы преступление это малой или средней тяжести, якобы спровоцированное сами пострадавшим от пыток, успели «обрасти» «смягчающими вину обстоятельствами» и т.п. И если они получают реальные сроки, то отбывают их не в общих зонах, а в «полицейских», поскольку в общих зонах «полицаям» не выжить, и отбывают не полные сроки, а до условно-досрочного освобождения.

Именно такая картина складывается, если анализировать тему пыток по публикациям в официальных СМИ и в интернете. Примерно такой она была в случае ОВД «Дальний» в Казани[254].

Начнём с того, что: