Русское: Реверберации

И если в России – коммунизм, тем лучше. Особенно если на дворе – 1933 год и о Германии не может быть и речи. И если кто-то с легким акцентом предлагает тебе поработать на Россию и тебе 21 год, то ты говоришь «да», потому что это настолько отличается от всего вокруг, и в этом есть момент подрыва устоев. Если школа чему-нибудь и учит, то это принадлежности к группе: к партии или к клубу, на худой конец; созданию ячейки. И компартия – это вариант «Апостолов», нечто вроде студенческого братства, – к тому же она и проповедует братство. И вообще ты берешь пример с приятелей, а у них слова «мировой пролетариат» вызывают в воображении образ не брезгующих приработком ребят с рабочих окраин, но в крупном масштабе. И через какое-то время ты опять слышишь тот самый легкий акцент, тебя просят выполнить задание – ничего серьезного, но с легким душком. И ты его выполняешь, и теперь у обладателя акцента есть на тебя компромат. Ежели он не дурак, то в следующий раз, когда он тебя попросит об услуге, он не заговорит про мировой пролетариат, он упомянет Россию. Потому что ради, скажем, Индии ты не станешь этого делать, хотя Индия, реально говоря, – это ведь тоже часть мира и уж тем более – пролетариата. Пятьдесят лет назад социальные грезы были все еще этноцентрическими, и шпионы – тоже. Так что еще чуть-чуть Чехова на твою долю, еще немного Толстого в переводе Констанс Гарнетт – в поезде, по дороге в Испанию, потому что – пришла пора. А с ней – и место. Подающий надежды малый может отведать здесь этого братства с его кровью, вшами, надеждами, отчаянием, поражением, апатией. Но вместо этого он болтается в вестибюле «Насьоналя», потом встречается с каким-то подонком наверху, и ему говорят (несомненно, к его тайному облегчению), что он должен сменить колер – во имя высшего блага он должен поменять ориентацию. Так подающая надежды вещь узнает о «большой схеме», alias [12] – будущем. В следующий раз, когда он слышит легкий акцент, он знает, что это – голос из будущего. Акцент немножко иной, потому что предыдущему его обладателю уже перерезали горло ради будущей безопасности нашей подающей надежды вещи, и если у обладателя горла была, например, подружка, то она тоже уже получила свои двадцать пять лет и долбит вечную мерзлоту на русском Дальнем Востоке, на величественном снежном фоне, не влезающем в кадр будущего «Живаго». Однако когда этот голос из будущего снова раздается у тебя над ухом, начинается война, Россия теперь – союзник, и «Интеллидженс сервис» хочет, чтобы ты внес свою лепту в военные усилия. На тебя как бы надвигается – своим ходом и явно – эта самая «большая схема», и ты просишься на работу, связанную с Россией. И поскольку ты – джентльмен, тебя на эту работу радушно берут старшие джентльмены, хотя таковыми их можно назвать только по тому, какую из двух возможных дверей в уборную они толкают. Но и это не наверняка.

40