– А у господина корнета есть деньги, чтобы веселиться?
И длинная фигура кандидата прыгала на стуле, и пальцы на столе сплетались и расплетались.
– Есть.
– У господина корнета есть деньги, чтобы веселиться! И он пьет в этой комнате, когда вся Варшава для него построена? Архитекторы сидели-сидели, думали-думали: как лучше построить, чтобы был доволен господин корнет? И выстроили такое… Я вам скажу: я не кандидат Кроль, а последняя сука, которая лает, задрав хвост, у ворот, если Варшава не для господина корнета построена. А девочки…
И опять кандидат Кроль задышал корнету в ухо. А у того от быстрых и увертливых слов замелькало в глазах так, будто приставили ему к переносице Анну 2-й степени с мечами и бантом.
На Уяздовской аллее белым сверкающим камнем облиты дома; густо пущенная зелень дышит за оградами садов и парков; медленные ландо несут на мягких рессорах закупоренных в мундир офицеров; тонкие кучера в синих цилиндрах помахивают высокими бичами и ни разу не обернутся к седоку для мирной беседы. И нет на Уяздовской аллее стука копыт и скрипа колес: выложена мостовая торцом.
Если покажется на Уяздовской аллее грязный лапсердак, то сгинет сей же час. Всякий брезгливо откинет носком ярко начищенного сапога спрятанную в лапсердак человеческую вонь, потому что создана она не для тонкого нюха отпускного офицера. Для офицера создано только то, что, напитав зрение, слух и желудок, рождает человеческую веселость.
А к вечеру желтым светом запылает Уяздовская аллея; веселый говор встанет перед занавешенными окнами цукерен; воздух колыхнется и запоет от множества невидимых оркестров. Тогда ордена и эфесы сольются в один сверкающий зигзаг и рассыплются с громом, гоняясь за женщинами. А те стремительно скользят вдоль домов, наклонив набок голову и щедро одаряя носы прохожих не нюханными в России духами.
Белая панель, свиваясь в гудящую электрическую дугу, убегала из-под спотыкающихся ног корнета и кандидата. И уже задыхался Кроль, и стало ему трудно передвигать ноги, будто идет он по колено в воде. А корнет неутомимо гремел саблей впереди.
– Скоро ли придем? – спросил корнет Есаульченко.
– Куда, господин корнет, придем? Кандидат Кроль всюду готов, куда господин корнет хочет.
– Ты, черт тебя, не знаешь, куда идти? Ты что говорил? Ты – обманывать офицера?
Корнет остановился, приступая к кандидату. В страхе кандидат Кроль вжимался в стену. Вот-вот вольется весь в дрожащий камень, оставив на стене только зеленый контур длинной и узкой фигуры.
– Но, позвольте, господин корнет… Зачем же? Знаю! Я такое место знаю…
А вся Варшава для Кроля – одна цукерня. Больше ничего нет в Варшаве.
– Веди, а не то…
И в трепете повел Кроль офицера туда, где люди утопали в молочных ароматах и шоколадном пару.
– Тут, господин корнет… Сейчас, господин корнет…
И уже Мариша встала перед офицером.
– Шоколаду пану?
Корнет Есаульченко целовал ручку Мариши, и та ласково улыбалась ему, а на Кроля даже не взглянула.
Офицер сунул кандидату сторублевку. Сторублевка упала на пол.
– Поднимай! Бери!
– Господин корнет…
– Чего тебе еще надо? Отстань!
– Господин корнет… Это такое недоразумение…
– Отстанешь ты или нет?
И рука корнета уже полетела к эфесу. Дрожащим голосом Кроль произнес:
– Это невеста моя, господин корнет…
– Что?
Корнет Есаульченко, обернувшись, заглушил шпорами и саблей все вокруг. Ступил шаг вперед. Кандидат Кроль сделал шаг назад. Еще шаг вперед – еще шаг назад.
– Ты что, черт тебя?
Кандидат Кроль замахал руками.
– Это – позвольте, господин корнет – действительно… Но зачем же, господин корнет, саблей в ухо? Я – раз, два! – деньги в кармане, и женился, господин корнет. Тут смеяться нужно, а не…
Корнет Есаульченко стоял, растопырив кривые ноги, перед Кролем, и лицо его медленно, от шеи начиная, наливалось кровью. Вот уже и в лоб краска ударила.
– Пошел вон!
– Вам вредно волноваться, господин корнет. Зачем же? Господин корнет другую найдет. Прямо – раз, два!
И кандидат Кроль отскочил от корнета, потому что кривая сабля засвистела в воздухе.
– Прочь!
И не дай бог попасть головой в сверкающий круг: покатится голова по полу, не допив шоколада.
Кандидата трясло, как будто налили его всего ртутью, а она пошла дергать тело в разные стороны. Тогда Мариша подбежала к офицеру.
– И женщину пан ударит?
Корнет Есаульченко размахнулся, да так и остался, изогнувшись, как пересаженный на картину: высокий, горбоносый, в красных гусарских чикчирах и коричневом кителе. Потом вложил саблю в ножны и поцеловал ручку.
– Прошу извинения. Я контужен, и иногда такое найдет, что…
Кандидат придвинулся к офицеру и заговорил, оглядываясь, будто кто-то хватал его сзади за узкие вздрагивающие плечи.
– Господин корнет… Мариша…
Мариша сразу стала как ведьма: волосы еще чернее и лицо еще белее.
– Если ты еще одного слова раздашь… Вон! Сей же час вон!
И присела к офицеру за столик. Кандидат Кроль поднял с пола сторублевку и вышел из кафе.