Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Совершенно иначе смотрит на дело Крижанич: «Из-за людодёрских законов все европейские народы в один голос называют это [Московское] преславное царство тиранским. И, кроме того, говорят, что тиранство здесь — не обычное, а наибольшее… Из-за этого русский народ снискал себе дурную славу у иных народов, кои пишут, что у русских, де, скотский и ослиный нрав, и что они не сделают ничего хорошего, если их не принудить палками и батогами, как ослов… Но ведь это сущая ложь. Ибо русские суть одного языка и одного племени и нрава с остальными славянами — с поляками, с поднепрянами, с хорватами и иными, кои не нуждаются в таком ослином обращении, но обходятся иными, более мягкими средствами. А то, что в нынешнее время многие русские люди ничего не делают из уважения, а всё [лишь] под страхом наказания, то причина этому — крутое правление, из-за которого им и сама жизнь опротивела, а честь и подавно. И несомненно, что если бы у самого немецкого или у какого-либо иного народа было такое крутое правление, то и у них нравы были бы такими же, как у нас, и ещё худшими. И я недаром говорю худшими, ибо они превосходят нас умом и хитростью, а тот, чей ум острее, может придумать больше преступлений и обманов».

В отношении Крижанича следует также отметить, что он единственный в русской литературе московского периода (представителем которой он всё же считается, несмотря на хорватское происхождение и католическое вероисповедание) ставит вопрос о том, как смягчить «крутое правление» и «людодёрские законы». В качестве лекарства от этой болезни он прописывал «дать каждому сословию подобающие, умеренные и по справедливости положенные привилегии… или права»: «…если [людям] в королевстве даны соразмерные привилегии, то на [королевских] слуг надевается узда, чтобы они не могли потакать всяким своим порочным прихотям и доводить людей до отчаяния. Это — единственное средство, которым подданные могут защититься от злодеяний [королевских] слуг; это единственный способ, который может обеспечить в королевстве правосудие. Если нет привилегий, то никакие запреты, никакие наказания со стороны короля не могут заставить [его] слуг отказаться от их злодеяний, а думников — от жестоких, безбожных людодёрских советов».

В связи с этим кажется странным, что такой тонкий исследователь, как В. Е. Вальденберг, не видит принципиальной разницы между мировоззрением Крижанича и других русских политических писателей и даже сближает его с Пересветовым[331]. Вот, например, принципиальная установка славянского мыслителя, неоднократно повторяемая в «Политике»: «Честь, слава, долг и обязанность короля — сделать свой народ счастливым. Ведь не королевства для королей, а короли для королевств созданы». Это совершенно западноевропейская по происхождению сентенция, не имевшая в ту эпоху русского аналога. И хотя Крижанич постоянно восхваляет «самовладство» (самодержавие) как идеальный государственный строй, реализация его предложений по переустройству московских порядков привела бы к демонтажу реального московского самодержавия. Вряд ли умный хорват этого не понимал.

Самодержавие и «абсолютизм»

Вторая половина XVII столетия считается эпохой расцвета европейского абсолютизма — якобы монархи прекращают совещаться с сословными представительствами и правят совершенно самовластно, опираясь на полностью подотчётную им бюрократию. Отечественная историческая наука традиционно полагает, что и Россия в это же время проходила «европейский путь развития своей государственности — от монархии с активно действующими сословно-представительными собраниями (Земские соборы) к торжеству абсолютистских, бюрократических методов управления»[332]. Выше уже говорилось о том, насколько Земские соборы по самой своей сущности отличались от европейских сословно-представительных учреждений. При всём очевидном увеличении объёма монархической власти в Европе она и в эпоху «абсолютизма» (да, именно в кавычках, ибо адекватность этого термина многими современными западными историками поставлена под вопрос[333]) была явлением принципиально иным, чем русское самодержавие.