Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие

Как это тепло и трогательно. Один знакомый нашел только, что огонь не может плакать. Тонкое замечание». Фет ответил в своем письме на эти слова так: «Не говорят ли: солнце на закате плачет. А что оно, как не огонь?» Поэтические образы этого стихотворения покорили и Л.Н. Толстого. В том же 1879 г. он писал поэту: «Я все хвораю, дорогой Афанасий Афанасьевич, и от этого не отвечал вам тотчас же на ваше письмо с превосходным стихотворением. Это вполне прекрасно. Коли оно когда-нибудь разобьется и засыплется развалинами, и найдут только отломанный кусочек: в нем слишком много слез, то и этот кусочек поставят в музей и по нем будут учиться».

Чувства обуревали поэта, и он посвятил А.Л. Брежской еще два стихотворения под одним и тем же заголовком «Ей же». В одном из них он писал:

Опять весна! опять дрожат листы
С концов берез и на макушке ивы.
Опять весна! опять твои черты.
Опять мои воспоминанья живы.

Использованный поэтом стилистический прием повтора («опять весна»… «опять», «опять», «опять») выполняет в строфе эмоционально-усилительную функцию и создает приподнятое, «весеннее» и жизнеутверждающее настроение. Философ П.Д. Успенский (1878–1947) в работе «Искусство и любовь» высказал убеждение в том, что «только искусство может говорить о любви»[64]. Дальше развивая эту мысль, он подчеркивал: «Влияние женщины на душу мужчины похоже на влияние природы на человека. Тут действует соприкосновение с той же самой тайной… Человек высшего развития должен очень много понимать через любовь… Любовь для него всегда будет чудом, и в ней никогда для него не будет ничего простого… Он никогда не будет умалять значения любви, никогда не будет говорить о ней простыми словами».

Это состояние души поэта перед ликом Любви лучше других выразил Ф.И. Тютчев в своем стихотворном посвящении «Е.Н. Анненковой» (в замужестве кн. Голициной):

И в нашей жизни повседневной
Бывают радужные сны.
В край незнакомый, в мир волшебный,
И чуждый нам и задушевный,
Мы ими вдруг увлечены.
…………….

Романтическая нота таинственности и некоторой недосказанности нередко присутствует в лирических стихотворениях с адресатом, скрытым за обозначениями «К N…», «К N.N.», «К ***» или под.

Трудно не упомянуть об одном великосветском стихотворении, написанном А.Н. Апухтиным – «В альбом Е.Е.А.», которое также предназначено не названной полным именем, но покорившей сердце поэта красавице:

Вчера на чудном, светлом бале,
От вальса быстрого устав,
Вы, невзначай и задрожав,
Свою перчатку разорвали.
И я подумал: «О, мой бог!..
(А на душе так было сладко)
Я был бы счастлив, если б мог
Быть той разорванной перчаткой!»

Стилистика этих строк особая. Стихи звучат в разговорной и шутливой тональности. Поэт написал так, чтобы вызвать улыбку шутливой деталью – стать «разорванной перчаткой» очаровательной напарницы по танцу… При всех различиях в стилистике приведенных посланий обращает на себя внимание общая манера построения текста. В них используется, во-первых, прямое обращение к адресату; во-вторых, поэтические образы создаются по немногим внешним и скупым чертам, носящим автобиографический характер.

Комментаторам и литературоведам не всегда удается установить, к кому были обращены стихотворные строки. К такого рода загадочным посвящениям относится, например, изящное и краткое стихотворение Ф.И. Тютчева:

К***

Уста с улыбкою приветной,
Румянец девственных ланит
И взор твой светлый, искрометный —
Все к наслаждению манит…
Ах! Этот взор, пылая страстью,
Любовь на легких крыльях шлет
И некою волшебной властью
Сердца в чудесный плен влечет.

Интересно, что в прижизненные издания произведений поэта это стихотворение не включалось.

Из нескольких лирических стихотворений Ф.И. Тютчева с не названным, но обозначенным адресатом, одно прославилось, став великолепным романсом:

К.Б.

Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…

По свидетельству Я.П. Полонского, инициалы в заглавии стихотворения обозначают сокращение переставленных слов «Баронессе Крюденер».

Всегда волнующая концовка романса напоминает о том «золотом времени» молодости, когда впервые встретились юная Амалия Максимилиановна Крюденер (урожденная гр. фон Лархенфельд) и поэт: