Русское сопротивление. Война с антихристом

Бессонная ночь возле Спасо-Елеазарова монастыря (его собор возвышался в 100 м от нашей палатки среди елочек) запала в мою душу на всю жизнь. Долгое время во мне сохранялось чувство, как будто я лично побеседовал со старцем Филофеем. Идея особой миссии русских царей становилась моим личным убеждением. Только царь может спасти и возродить Россию.

На следующий день нога почти уже не болела, и мы с женой направились в Крыпецкий монастырь, расположенный среди болот, кишащих ядовитыми змеями, порой выползавшими на дорогу. Здесь у меня произошла еще одна знаменательная встреча. В руинах собора мы увидели иконостас из бумажных икон, а недалеко от него в одном из бывших приделов брошенные на пол еловые ветви с ватными одеялами на них. Оказывается, здесь ночевали паломники с Вологодской области. Они приехали поклониться святому Савве Крыпецкому (XVI в.), мощи которого покоились здесь под спудом. Паломники рассказали нам о том, что в Гражданскую войну евреи-чекисты расстреляли здесь несколько монахов, заставив оставшихся в живых зарыть их прямо во дворе. Помолившись, мы пошли все вместе к святому озеру и окунулись в него, а потом долго беседовали. Я пересказал им учение старца Филофея «Москва – Третий Рим». Оказывается, они знали и почитали его. Более того, они почему-то считали его выходцем из северных монастырей (хотя подтверждения этому я не нашел), много рассказывали о вологодских святых и настоятельно советовали пройти с паломничеством по монастырям, которые основали ученики святого Сергия Радонежского, «истинные хранители чистоты Православия». Слова их запали в душу, и в следующем году я решил последовать их совету.

Глава 17

Путешествие по русской Фиваиде. – Колыбель русского духа. – Отечественные исихасты. – Судьба северных монастырей

В путешествие по вологодской земле я взял с собой книгу духовного писателя А. Н. Муравьева «Русская Фиваида Севера», вышедшую в Петербурге в середине XIX века. В ней вологодская земля сравнивалась с Фиваидой, знаменитым местом духовно-нравственных подвигов раннего христианства, чем подчеркивалось ее великое значение в становлении отечественной культуры и развитии духовности. В самом деле, в XV веке многие ученики и последователи святого Сергия Радонежского обосновались именно в этих местах и именно здесь прославились своими духовными подвигами, прочно вошедшими в историю русской культуры под названием «умного, духовного делания» или исихазма. Места эти стали одной из главных колыбелей русской духовности.

Духовный опыт исихастов (и прежде всего Нила Сорского) оказал большое влияние на жизнь России XIV–XV вв., способствовал формированию и кристаллизации высоких духовных понятий, воспитанию культуры мысли и чувства, сдержанности в страстях, развитию «силы любви», отказу от материального стяжательства. А самое главное – неразрывности веры и жизни.

В искусстве опыт русских исихастов перекликался с созданием глубоко духовных образов Феофана Грека, Андрея Рублева, Дионисия Глушицкого и других художников этого времени.

«Наша северная Фиваида, – писал исследователь древнерусской духовной культуры И. Концевич, – ничем не уступала своему африканскому прообразу. Насельники девственных лесов Заволжья по духовной силе, мощи святых подвижников, по высоте их достижений были равны отцам первых веков христианства. Но как знойная африканская природа с ее ярким, синим небом, сочными красками, жгучим солнцем и бесподобными лунным ночами отличается от акварельных нежных тонов нашей северной природы, с голубой гладью ее озер и мягкими оттенками ее лиственных лесов с их изумрудной зеленью ранней весной и богатой гаммой золотых красно-коричневых тонов в сентябре, – таким же образом отличается святость отцов египетской пустыни – стихийно бурная и могучая, как лава, извергающаяся из вулкана, эта святость, подобно яркости южной природы, отличается от нашей святости, тихой, величавой и кристально светлой, как светел и ясен лучезарный и тихий вечер русской весны. Но как тут, так и там то же «умное делание», то же безмолвие».

Почему же Вологодчина стала Русской Фиваидой, почему она так приглянулась последователям «умного делания»? Да прежде всего потому, что в то время здесь было идеальное место, чтобы скрыться от мира в пустыне, уйти в безмолвие, самоуглубление. Более близкие к центру места были уже плотно заселены и «суетны», а заволжские леса представлялись настоящей пустыней.