Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века

В Соловках, возбужденных Нероновым, старец Герасим Фирсов около 1657 года написал два больших сочинения: “Показание от божественных писаний”, в котором он предупреждал, что скоро “явится беззаконный, его же есть пришествше по действию сатанинину”, и “О сложении перстов”, которое даже в XIX и в начале XX века считалось за лучший трактат в защиту русского двуперстия[122]. Среди монахов росло все более и более сильное возбуждение. Некоторые из них, как например старец Епифаний, даже покинули обитель и ушли в пустыни, подальше от никоновского зла[123]. Во главе старцев стали сосланные патриархом на Соловки бывший стольник, а теперь монах, князь Мих. Ив. Львов, долго бывший главой Печатного двора и близко стоявший к боголюбцам, и упомянутый старец Герасим Фирсов, наказанный патриархом уже в 1653 году[124]. Когда в октябре того же 1657 года на Соловки прибыли новые церковные книги, архимандрит Илья и старшие монахи решили сложить их на склад, запереть и не пользоваться ими. Так как некоторые монахи высказали желание просмотреть их и пользоваться ими, то 8 июля 1658 года главари сопротивления созвали монастырский собор, который принял постановление новых книг не принимать, по ним не служить и “за отца архимандрита стоять вседушно голова в голову и ни в чем его не выдавать”[125]. Это уже было начало открытого бунта против патриарха.

Но протесты Соловков и рост настроений против обрядовых новшеств уже не вызвали отпора со стороны самого Никона. Его время приходило к концу и он уже потерял интерес к затеянной им унификации обряда и переделке русских богослужебных книг. Это почувствовал и Неронов, теперь старец Григорий, который, видя, что почва уходит из-под ног упорного и строптивого патриарха, решил теперь обратиться прямо к нему. Смерть Вонифатьева, умершего 11 ноября 1656 года, сделала Неронова последним представителем когда-то мощного боголюбческого движения в Москве. Возможно, что как в 1652 году смерть патриарха Иосифа сделала Вонифатьева более осторожным и более чутким к проблеме единства церкви, так и теперь смерть царского духовника и ослабление влияния Никона привели Неронова к мысли о необходимости добиться церковного примирения. Неожиданно для своих сторонников и для самого патриарха 4 января 1657 года он сделал совершенно драматический ход и явился в собор как раз тогда, когда Никон шел служить литургию[126]. После литургии патриарх позвал к себе за год перед этим отлученного им же от церкви старца и, как это ни было странно, терпеливо снес все его упреки за новшества и расправу с боголюбцами. Видимо, у Никона уже прошел весь его восторг перед греками. Старые друзья, а потом упорные враги помирились, и вскоре патриарх не только снял с Неронова, теперь старца Григория, отлучение и запрещение служить, но даже позволил ему служить по старому Служебнику. Сам царь, окончательно вернувшийся 14 января с польского фронта в столицу, уговаривал патриарха снять эти запрещения[127].

Но примирение Неронова и Никона было только личным. Посвятивший всю свою жизнь церкви, старец Григорий, раньше протопоп Неронов, не мог согласиться с новшествами и переделкой старого русского обряда. Что же касается патриарха, он теперь был занят не обрядом, а своим личным положением, которое с каждым днем становилось все труднее и труднее. Недаром в ответ на просьбу Неронова позволить ему служить по старым книгам патриарх примирительно и несколько безразлично ответил: “Обои [издания книг] добры. Все равно. По каким хощешь, по тем и служи”. На что старец Григорий ему упрямо возразил: “Я старых-де добрых и держался”[128]. Разочарование патриарха Никона в богослужебных нововведениях и грецизации русского устава еще более определенно сказалось в новом издании Часослова, печатание которого с патриаршего благословения началось в столь любимом им Иверском монастыре в том же году и который появился в продаже в начале 1658 года[129]. В целом ряде деталей обряда и даже в Символе веры этот Часослов снова возвратился к древнерусской, дониконовской традиции. Так, например, пение “аллилуйя” в нем повторяется только два, а не три раза, а Символ веры печатается по традиционному дониконовскому тексту[130].

Бесполезно гадать, уступил бы в конце концов Никон настойчивому давлению Неронова и вернулся бы он еще больше к им самим отверженному московскому обряду или нет, если бы он оставался у власти. Возможно, что даже и уступки не примирили бы уже с ним озлобленных его новшествами, преследованиями и расправами представителей духовенства. Во всяком случае уже в середине 1658 года он перестал быть главой русской церкви.

Примечания

[110] Гиббенет Н. А. Указ. соч. Т. II. С. 474.

[111] Там же. С. 474.

[112] Цитата П. Мельникова по рукописи начала XIX столетия, но упоминание о походе в настоящем времени и стиль указывают, что оригинал относится к середине XVII века. См.: Мельников П. И. Очерки поповщины // Полн. собр. соч. Т. VII. 1909. С. 7—9.