Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века

Со своей стороны и поморцы со временем стали распадаться на толки: первыми из поморства выделились непримиримые филипповцы, названные так по имени бывшего стрельца Фотия Васильева, в монашестве Филиппа, который после смерти Андрея Денисова захотел стать главой Выторецкой киновии и оспаривал руководство ею у брата Андрея Семена Денисова. Филипповцы во главе со своим фанатичным основателем согласия отличались более радикальным мировоззрением, чем поморцы, возвели самосжигание в догму как способ очищения души от грехов путем огнеопальной смерти, отказывались молиться за царя, остались твердыми бракоборцами и постепенно приблизились в своем учении к проповеди Феодосия. В 1743 году, когда отряд правительственных войск хотел арестовать Филиппа, то “тот собрався со своими последователями, числом семьдесят человек, обоего полу прописными, и запершися, згоре совсем”[240]. Вслед за Филиппом в огне гарей погиб его ученик Терентий со своими последователями, а затем и другие филипповские учители. По наблюдению историков, ни в одном беспоповщинском согласии не было столько случаев самоумерщвления, как среди мрачных и непреклонных филипповцев. Кроме того, в то время как представители других согласий все чаще и чаще встречались с “никонианами” и другими иноверными, филипповцы оставались “крепкими христианами”, непримиримыми противниками сношений с внешним миром и резкими критиками существовавшего строя России. Число филипповцев оставалось все же незначительным и их общины в течение прошлого столетия существовали главным образом в Олонецкой и Архангельской губерниях, в обеих столицах, в селе Кимры Тверской губернии и наконец в древнем городе Угличе, в котором в начале XIX века их соборы неоднократно собирались.

Несмотря на всю радикальность филипповцев, все же нашлись проповедники, которые пришли к заключению, что и филипповцы являются соглашателями со властью Антихриста, так как они платили налоги, появлялись в коронном суде, выбирали паспорта и хоронили своих покойников на православных церковных кладбищах. Вождем таким ультрарадикальных последователей теории об Антихристе стал в начале второй половины XVIII века бывший солдат, переяславльский — из Переяславля Залесского — уроженец Евфимий, который несколько лет проживал среди филипповцев Москвы. Наблюдая своих одноверцев, он пришел к заключению, что они двоедушничают и двурушничают, идя на компромисс с властями и подчиняясь законам градским[241]. Составив так называемое “Разглагольствование” из 39 вопросов, он послал свое сочинение–запрос тамошним московским главарям филипповцев Алексею Балчужному, Никите Спицыну и другим, настаивая на объяснении соглашательского поведения и неувязки в теории и практике в отношении к “антихристову воинству”. Не получив ответа, Евфимий, советником которого по богословским вопросам был некий странник Иоанн, выступил с проповедью полного социального нигилизма и анархизма. Решив, что Антихрист не духовное явление, т. е. не совокупность “последнего отступления”, гонений, исправления книг и других никонианских заблуждений, а определенная физическая личность, он объявил, что им был давно умерший император Петр I. “Апокалипсический зверь — есть царская власть, икона его — власть гражданская, дело его — власть духовная”, — учил этот новый проповедник богословских и общественных крайностей. Поэтому, по учению Евфимия, надо порвать всякую связь с обществом и государством, не брать паспортов, не идти на военную службу, не обращаться в суд, не платить налоги. “Достоить таитися и бегать”, то есть не иметь дома, семьи, а только постоянно скрываться и избегать всякой связи с носящими печать Антихриста. В 1772 году по совету Иоанна Евфимий пришел к заключению, что подлинный “православный” должен сам принимать новое крещение и при этом сам себя крестить, чтобы быть уверенным, что никто, связанный с Антихристом, не участвует в его перекрещивании. Так зародился новый толк странников, или бегунов, который сначала развивался в знаменитом за столетие перед этим своими гарями Пошехонье и на юге Ярославской губернии. В отличие от филипповцев, которые учили, что от преследования властей надо спасаться в огне гарей, бегуны проповедовали, что от преследований надо просто бежать[242].