[98] Гиббенет Н. А. Указ. соч. Т. II. С. 528, 540; Дело о патриархе Никоне. С. 450.
[99] Павел Алеппский. Указ. соч. Т. III. С. 47.
[100] Там же. Т. IV. С. 95; Т. II. С. 97.
[101] Форстен. Указ. соч. С. 223.
[102] Павел Алеппский. Указ. соч. Т. III. С. 47; Карташев А. В. Очерки… Т. II. С. 143.
[103] ААЭ. Т. IV. С. 70.
[104] ПСЗ. Т. 1. С. 417.
[105] Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович… Т. II. С. 127—130.
[106] Дело о патриархе Никоне. С. 5.
[107] Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович… Т. II. С. 129; Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. Пг., 1916. С. 338; Epistolarum Innocenti III, Roman. Pontif. Paris, 1682. Vol. II. P. 50.
[108] Слово Краткое // ЧОИДР. 1902. Т. II. С. 32—33; ОРЯС. 1926. Т. XXX. С. 205; ср. Будовниц И. У. Указ. соч. С. 101—104.
[109] Иосиф Волоцкий. Просветитель. С. 324—325.
23. Неронов против Никона
В первые годы никоновских нововведений почти вся тяжесть борьбы за старую русскую церковную традицию легла на плечи Неронова. Аввакум был далеко, в Сибири, епископ Павел Коломенский, Логгин и Даниил Костромской погибли, Вонифатьев избегал конфликта с патриархом, хотя и не сочувствовал его мероприятиям. Другие боголюбцы притихли, не имея ни влияния, ни силы духа, ни умения для борьбы с всесильным главой церкви. Немало их томилось по тюрьмам или погибло, не будучи даже замеченными в своем стоянии за веру московским обществом. Из иерархии, помимо Павла, еще четыре видных представителя епископата — Макарий Новгородский, Маркел Вологодский, Симеон Тобольский и Александр Вятский тоже были определенно настроены против правки книг, но никто из них не хотел рисковать, открыто сопротивляясь патриарху, царю и послушному собору. К тому же в это время было далеко не ясно, как далеко собирается Никон зайти в своей переделке русского устава на новогреческий лад, и в 1652—1656 годах многие из них могли надеяться, что в конце концов все как‑то образумится и обойдется. Ссылка боголюбцев под предлогом нарушения ими обычной церковной дисциплины, а не за защиту старой веры пока что лишала их даже ореола мученичества за общее церковное дело. Поэтому многие еще совсем не понимали подлинную причину столкновения патриарха с боголюбцами и не предвидели, что получится из нетерпеливых действий энергичного и темпераментного царева друга.
В самой Москве очаги сопротивления существовали все время, но пока что там не было авторитетного вождя оппозиции, а вблизи патриарха и его полицейского аппарата недовольство могло прорываться только спорадически. Первой значительной вспышкой, показавшей смущение умов народных масс из‑за трудно понимаемых большинством народа действий патриарха, были большие беспорядки во время моровой язвы в Москве. Сам царь в это время был в Белоруссии, воюя с поляками, патриарх с царской семьей выехали из Москвы, большая часть высших чинов правительства, спасаясь от страшной заразы, разъехалась из столицы, оставив город без присмотра и управления. Ужасная болезнь и быстро растущее число жертв привели к распространению самых нелепых слухов и демонстрациям населения, жаждавшего и не получавшего помощи и руководства. Бунт начался 25 августа 1654 года, и большие толпы народа, собравшиеся на улицах и площадях Москвы, стали протестовать против уничтожения Никоном икон, хотя эти образа и были писаны по новому, западному образцу.
Началось с криков, что “патриарх ненадежен в вере и действует не лучше еретиков и иконоборцев”. Потом начались крики и речи против правки книг, которая в это время была предметом всех толков. Толпа особенно возмущалась патриархом за то, что он допустил к правке многократного ренегата Арсения Грека. “Тот‑де чернец, — кричали москвичи, — многие книги перепортил, и ведут‑де нас Арсений и патриарх к конечной гибели”[110]. Слободские люди и чернь “про святейшего патриарха московского и всея Руси говорили многие недостойные речи и тем его великого государя бесчестили”[111]. Но эта неожиданная вспышка так же легко прошла, как и началась. Население знало, что патриарх и правительство шуток не любят и что в случае надобности войска легко смогут прекратить распространение беспорядков.
Среди высшего московского общества тоже было немало сторонников старого устава, но пример царя и собора удерживал недовольных, и пока что только отдельные представители знати, как например известная семья Плещеевых, поддерживали сосланного старика Неронова. Большинство московского боярства и дворянства смотрело на боголюбцев по крайней мере с такою же опаской, как и на патриарха, так как мысль создания теократического государства, в котором духовенство, а не они играло бы ведущую роль, вовсе не улыбалась представителям правящего класса.