— Ну, я их познакомила, а как же. Мама мне уши прожужжала, что скучно ей на пенсии. Она бы до сих пор работала, да у них в конторе строго — каждый спит и видит, как продвинуться. Мама еще старшим мастером была — хватало желающих подсидеть. Шах как-то в разговоре с Шуриком: «Кооператив открываем, а кто работать будет? Что разворуют — не боюсь, за это головы поснимаю. А просто, как везде у нас, — что не пропьют, то испоганят». Я обычно молчала, при серьезных разговорах меня просто отсылали, а тут ляпнула: «Вы мою маму возьмите. Ей интересно, вам — польза. У нее на заводе сто человек подчиненных было, а уж ваши…». Видела я их производственные мощности. Туда больше десятка народу боком не запихнешь. Вот и взяли. Только название — кооператив, втроем какую-то дребедень красили. Зашли как-то с Шуриком — вонища, потеки краски, обрезки ткани везде валяются. А маме хоть бы что. Еще и смеется: «Теперь я кооператор, нэпманша». Платил ей Шах, вроде, около тысячи, точно не знаю. Для нее это — деньги, но чего Юрий Семенович об это дело марался? Я же видела, какие налоги Шурик собирал. А Шах всему этому хозяин.
— На всех-то вы злитесь, Татьяна Дмитриевна. А вот на меня не надо. Нам еще встречаться много. Лучше уж по-хорошему. Чтобы я не ошибся относительно вашей невиновности…
— Не рано выпустили Букову, Павел Михайлович? — Родюков искренне недоумевал. — Могла ведь и она, с нее станется…
— Как и другие двое. То, что Рухлядко оставил Шаха в кресле перед экраном живым, пока тоже под вопросом. Просто он похитрее этой искательницы приключений. Вот и выбирается сухим из воды. И Нонна эта — личность покрупнее, чем мелкая шлюшка, трепещущая перед своим «котом». По сути, кто был Шах? Уголовник, умело пользовавшийся людскими слабостями, подчинявший себе до мозга костей шлюх обоих полов. Таких волков овцы не убивают.
— Не помешало бы за Пугенем установить наблюдение.
— Думаю, и не помогло бы. Разве что из соображений его безопасности.
— Считаете, ему что-то угрожает?..
— Возможно. Во всяком случае, в него уже стреляли. То, что Пугень «не видел», кто стрелял — чушь. Сам хочет посчитаться. Или урвать кусок. К убийству Пугень непричастен. Такой, конечно, мог бы приколоть и двух Шахов. Но не через двери же, запертые на засов. Не думаю, чтобы у него был сообщник в квартире. Такой, чтобы впустил и выпустил.
Перейдя работать на другую сторону пестрой, пыльной, ведущей к центру города улицы имени верного ленинца Якова Свердлова, Андрей Георгиевич Морсков проиграл немного. А пожалуй, и выиграл. После того, как он сошелся с сослуживицей — миловидной, стройной особой, никогда и не подумаешь, что эта женщина строгий судья, — и об этом прошел слух, Морскова вызвали в кадры. Нестарый, с мягкими, точными движениями генерал, соратник его отца, по-дружески предложил ему перевод с повышением заместителем прокурора Ленинского района. Вокзал, Центральной рынок, парфюмерная и кондитерская фабрики предавали району специфический аромат. Народ на местах здесь «работал» опытный, со стажем, прерываемым только в случае острой необходимости недолгими отсидками. На судьбу никто не сетовал. Понимали, что и милиция должна предъявлять результаты своей деятельности распоясавшейся в последнее время не на шутку общественности. «Гонял», «кукольников» и прочих разномастных аферистов знали наизусть. «Работать» сколько-нибудь продолжительное время на горячих, а значит, прибыльных точках вслепую было немыслимо. Этой истины не знали лишь те, кто с разбегу, без замера температуры совами свой нос в кипящий бульон блатной жизни. Таких и отдавали на откуп властям.
А в пережившем второе рождение мире азарта лихим одиночкам тем более делать нечего. Фарт рисковым — детская чушь. Как и легенды об автономности бесшабашных наперсточников и прикрытых фиговыми листками центров НТТМ уличных лотерей. Миловидные девочки зазывали ошалевших от вокзально-базарной сутолоки и жары небритых, измятых торговцев и проезжих — рискнуть помятыми рублевками. Организационные вопросы девочек не волновали. У каждого лотерейного «станка» лениво отирались крепкие брюнеты с короткими спортивными стрижками, в адидасовской «лайкре» на широких покатых плечах. При взгляде на них у патрульных, вооруженных рацией и с недавних пор дубинками, не возникало желания вмешиваться. На всякий случай лотерейные боссы подкармливали «своих» патрульных кое-какими крохами.
В тридцать лет Андрей Георгиевич с уверенностью продвигался в элиту городской юстиции. На мелочи не разменивался. Если кого и прикрывал, то по-крупному, надежно, дело имел с людьми проверенными. Перемещение в новый район было только на руку из-за обилия «сладких» объектов.