Телефон, видимо, вернуть уже не получится.
– О, смотри, – сказал я. Через дверной проем, ведущий на этаж, я увидел, что калмык вышел из комнаты, как-то странно, боком, шатаясь, он шел от нас в сторону другой, пожарной, лестницы.
– Походу он сейчас сам уйдет, – сказал я. – Ну и отлично!
Мы скурили еще по одной, дождались приятеля с пивом, радостные зашли в комнату и увидели, что ноутбука нет. Калмык ушел с ним. В первую очередь я подумал о рассказе Михаила Енотова, единственном, который он пока написал, и о нескольких набросках музыки к новому альбому «ночных грузчиков». Мы разделились: я пошел искать калмыка на черной лестнице, Михаил Енотов – на лестнице у лифтов, приятель, ходивший за пивом, должен быть прокатиться на лифтах. Мы встретились внизу, объяснили вахтершам, как выглядит человек, которого мы ищем: огромный калмык с ноутбуком. Они сказали, что не видели его. Я оставил свой номер телефона, попросил их срочно позвонить, если он будет проходить. Вахтерши предложили обратиться в милицию, но Михаил Енотов отказался.
– Не то что я брезгую связываться с ментами, – сказал он. – Скорее, просто не хочу иметь с ними дел сейчас.
Чтобы унять похмельное волнение, я отправился подрочить в ванной. В маленьком зеркале мелькнуло не мое отражение, я глянул на него с непривычной высоты: на мне была косуха, оказалось, что я и есть этот огромный, как черный баскетболист, калмык, с огромными руками, заточенными под огромный член-вулкан. Я скурил целую пачку, и сперма моя была желтой, была горячей, как лава, и пахла дымом. Похоже, что это и есть самое гомосексуальное, что я испытал в жизни: превратился на несколько минут в этого буйного призрака, совместное похмельное видение – мое и Михаила Енотова, нанесшее материальный урон и давшее мне странную дрочку оборотня в муках. Со стоном я кончил в раковину.
Осенью пришло беспокойство, и бессонницы мои участились, когда к нам в комнату провели интернет. Постоянно там что-то выискивал, поглощал порнографию, прозу и поэзию, искал любые журналы, которые публиковали тексты на русском языке и принимали их к рассмотрению по сети. Мы начали убивать свое время социальными сетями: все знакомые регистрировались на «вконтакте». Сигита этой осенью все больше оставалась у мамы.
Мама жила на соседней станции – «Алексеевской», снимала там двухкомнатную квартиру, вела бизнес, который не очень хорошо шел: продажа элитной бытовой техники через телефон. Она кормила Сигиту, воспитывала, ругала, очень любила и оберегала. Я иногда приезжал, чтобы переночевать в обнимку с Сигитой и поесть домашней пищи. Как плата – приходилось выгулять собаку по кличке Оскар.
С Оскаром мы друг друга не любили. Я заходил в большую комнату, садился с Сигитой на диван, и стоило мне только обнять ее или погладить руку, Оскар тут же ревновал и запрыгивал к ней на колени.
– Ося-Ося, – говорила Сигита, забывая обо мне.
– Посмотрите, какой крепыш! – тут же подхватывала ее мама из другого конца комнаты, отрываясь от телевизора или своего рабочего журнала.
Я был посторонним в этом мире. Пытался погладить Оскара, чтобы сказать ему при помощи прикосновения:
– Парень, полегче. Мне не нужна твоя еда, не нужна ласка, которая предназначается тебе. Но Сигита – моя девушка, моя будущая жена. Я познакомился с ней летом две тысячи пятого, когда увидел ее на экзаменах. Она поступила, а я тогда – нет. Но я сразу сказал себе: она будет моей. И потом я уехал домой в Кемерово, доделал свои дела, проверился на венерические болезни и выдумал новую жизнь. В которой я встречусь с ней. Я приехал в Москву, вышел из поезда, без сотовой связи и почти без денег, приехал к общаге и не знал, что делать. Ося, я стоял, чувствовал себя нелепо – я же никогда прежде не покупал сим-карт, я не умел вступать в контакт с незнакомцами, не умел жить. Я не знал, что шестидесяти рублей не хватит на сим-карту, и стоял один под общагой, разглядывая бумажку с номерами знакомых. Так я и увидел ее. Сигита сказала мне «привет», и мы стали жить вместе. Ты, собака, все это чувствуешь, но мешаешь нам. Почему ты такой мелочный? Вот же она – гладит тебя и прикидывается, что ты еще щенок. Ты здесь царь, а я – гость. Но прояви ко мне уважение.
Оскар дергался под моей рукой, что-то ему не нравилось. А мама Сигиты в тысячный раз повторяла со смехом:
– Он думает, что он до сих пор маленький! – И Сигите приходилось сталкивать Оскара со своих коленей – эту здоровенную дворнягу, мутанта с мордой овчарки, ушами кролика и мозгами насекомого.
– Ося думает, что он малыш, – говорила Сигита.
– Он вообще умеет думать? – тихонько спрашивал я, чтобы мама не слышала. Сигита толкала меня локтем.