Рутина

Две недели развозил диски в Москве, спал у Кости на каких-то тряпках, имитирующих матрас. Провел фестиваль «Вечер унылого репа» и поехал в Казань. Отношения со школьницей продлились недолго. Я два раза съездил в Пермь, испытал страсть, потом отошел, шли репетиции в гаражном комплексе «Юлдаш», были попытки работать новостником на местном казанском сайте. Ту осень я провел на сигаретах, в основном глядя в окно на застывший в холоде пустой перекресток из съемной квартиры на краю города, которую мы делили с гитаристом Оска ром. Казалось, вся жизнь к этому и шла, вот так и надо жить. Теперь все остановилось, я пленник своего призвания, пишу реп-альбом. Бывало, Оскар задерживался на работе или ночевал у своей девушки, и тогда несколько дней между репетициями я не произносил ни слова. Брал микрофон и не мог вспомнить, откуда вообще берется речь. Альбом мы решили назвать «пролог». Самый амбициозный провал в моей дискографии, но что-то в этом было.

Лучшие романы – те, которые резко оборвались; так я думаю, гуляя по пляжу.

Вспоминая соски армянки.

Они теперь более реальны, чем эти туристы в паленых футболках «Левайс» и «Томми Хилфигер».

Ей навсегда останется двадцать четыре.

Девочка с самой большой зарплатой из тех, с кем я спал.

Московская модница, которой сказал «прости и прощай».

«Моя жена, кажется, сходит с ума. Надо дать ей еще пару лет медленного разочарования».

«Ничего, мой последний парень вообще стал гомосексуалом.

Твоя причина уйти мне кажется менее ранящей.

Более простой и понятной.

Чтобы уйти и никогда больше не кончить мне на лицо и грудь.

Чтобы никогда больше не втиснуться в мою писю размера XS. Не вдыхать этот запах.

Не держать меня за руку в кино про черных рабов.

Не принимать от меня подарки в виде брендовых шмоток.

Не зарывать лицо в мои черные волосы».

Даже отрицания более выпуклы, чем реальность, которая окружает: таксист, сигналящий мне на зебре, азиатская бабушка, рубящая мачете кокос, барыга на скутере, прикладывающий ко рту воображаемый косяк, тупая тетка в конической шляпе, что пытается добавить сгущенку в мой апельсиновый сок с алоэ.

Дворами – в комнату, выходящую окнами на маленький захламленный двор.

Идеальное поле для финальной главы.

17

Решение вернуться к Оксане было постоянно рядом, наверное, поэтому я даже не предлагал ей развестись. У нее пару раз возник вопрос о разводе, на что я ответил что-то типа: когда немного отойдем. Иногда мы созванивались в скайпе, поделиться историями из наших дней, и, когда она пыталась втиснуть «я люблю тебя» на прощание, я старался оборвать звонок, не услышав этого. Я недоумевал над своими не сложившимися отношениями со школьницей – как так, я же почувствовал «то самое», но вот уже равнодушно отправил их в справочник своих маленьких интрижек, в эту пухлую позорную книгу. Хотя и есть небольшой рубец отличия: невозможность использовать воспоминания о поездке в Пермь для онанизма.

– У тебя такие нежные руки. Как будто ты совсем малыш.

– Это потому что я давно не работал руками.

Школьница трогала подушечки моих пальцев, гладила ладони. Мы растянулись на матрасе, я положил большой палец ей в рот, чтоб непрерывно ощущать пухлость губ, барахтаясь во взгляде гигантских глаз, пока сперма высыхает на ее впалом подростковом животе. Несколько дней оставили несколько образов, которые я, может, и увижу перед смертью, но все же не смогу на них передернуть.