– Спасибо, – сказал я, пытаясь отдышаться. Я достал, замер. Мы пока не меняли позу. Она стояла, выгнувшись, как кошка, а я смотрел на вытекающую кровь со спермой по ноге.
– Тебе спасибо.
– Хорошая картина получилась.
Мы прибрались, оттерлись, застегнулись. Сели в курилке, допили чай. Вкусный зеленый чай без сахара, блестящая крышка термоса вместо кружки, пылинки кружатся в утреннем свете. Она достала салфетку и стерла кровь с моего лица. Мои джинсы тоже немного испачкались. Попытался их оттереть, но не вышло. Придется соврать, что на меня музыканты пролили вино.
Созрел через три месяца. Пришел в кабинет к Шахиджаняну и сказал:
– Я больше не могу.
– Что случилось?
– Хочу уволиться.
– Вам не нравится у нас?
– Мне нравится почти все. Но я ожидал все-таки, что буду работать редактором. К тому же я не могу вести эти трансляции. Понимаете, я могу общаться с людьми по настроению, читать что-то, отвечать на вопросы, рассказывать смешные истории. Но не когда это надо делать по графику, два часа в день.
– Вы могли бы оттачивать ваш актерский талант.
– Мне тяжело.
Шахиджанян встал. Он сказал:
– Мне тоже тяжело с вами. Я сразу знал, что будет так. Вам нужно заниматься другими вещами. Писать книги. Снимать кино. Не тратьте время на офисы.
– Когда-нибудь так и будет. Лет через десять.
– Ладно. Вы уходите, но у меня одно условие.
Шахиджанян повернулся к заму:
– Евгений Алексеевич. У нас есть сто тысяч наличкой?
– Должно быть, Владимир Владимирович.
– Условие мое такое. Вы уходите от нас. Но я даю вам в подарок сто тысяч рублей. Вы хотя бы какое-то время не будете работать, а будете писать книгу.
Таких подарков мне еще не делали. Я нахмурился:
– Это что еще за розыгрыш? Сейчас из шкафа вылезет ведущий?
Зам рылся по ящикам, собирая деньги.
– Возражения не принимаются, – сказал Шахиджанян. – Это подарок от меня. Я знаю, что вам нужны деньги. Может быть, вам хватит на два или три месяца. Сколько вам нужно, чтобы написать книгу?
Зам собрал пятитысячные купюры, но их было немного. Потом в ход пошли тысячные. Остатки он добирал уже сотками. Так что конверт получился довольно пухлым. Шахиджанян подошел ко мне, пожал руку и пихнул конвертом в сумку.
– Возражения не принимаются.
– И когда я должен отдать?
– Никогда.
У нас было две комнаты. Но вторая использовалась как кладовая. Оказавшись дома, зашел туда. Да, можно было немного прибраться и освободить заваленный письменный стол. Почему я раньше этого не сделал?
Вот Оксана удивится, когда вернется с работы. Я разгреб завалы, стал устраивать себе кабинетик. Открыл ящик стола. Нет, не подходит. Конверт должен лежать где-то на полке. Чтобы я отрывался от клавиатуры, смотрел на него, потом продолжал писать. Пара часов, тряпка, ведро; отмыл окно, разложил книги. Переложил старую пыльную технику, ковры, обломки кресел, кривой торшер, бухгалтерские книги, пыльные словари – все местное барахло в одной половине комнаты. Вторая половина – мое рабочее пространство. Я сел на стул и примерился. Вот он, конверт, нужно вскрыть его, чтобы видеть края купюр. Что за аванс, никогда у меня не было такой суммы наличкой, но это же просто бумага. Размял пальцы, потер уши, помассировал голову и затылок. Досчитал от ста до единицы, попробовал произнести алфавит задом наперед. Открыл чистую страницу редактора и вывел последние слова, пронявшие меня. Это было напутствие моего уже бывшего начальника, избавленное от идиотского «вы». Маленький ключ к свободе:
Книга третья
Всякий, кто сходит с ума, делает это сознательно и после серьезного размышления.
Если знаешь, что рифмовать «кровь – любовь» нельзя, значит, тебе можно.
Я окончательно убедился, что моему браку пизда, в ночь, когда убили Немцова. Несколько месяцев барахтался на границе этого понимания, как многие женатые парни, жизнь которых мне приходилось наблюдать со стороны. Бодришься, но все сильнее погружаешься в апатию, путаешься в собственной лжи, и в конце концов тебе ничего не остается, как бросить предприятие и остаться одному или переключиться на новую жертву. Некоторых отвлекает, даже увлекает потомство, остальные бросают жен с детьми или понемногу провоцируют, чтобы их послали подальше. Но в моем случае есть важный момент: сначала было очередное творческое фиаско, очередной удар по моей бесконечной кинематографической мечте.