RUтопия

Современные же «староверы» в большинстве своем уже не имеют к этой младоверческой утопии никакого отношения. Они превратились в позднюю и сугубо формальную пародию на нее. Горький сарказм — затем ли надо было отказываться от причастия в официальной церкви, чтобы потом как зеницу ока блюсти «чистоту» своих тарелок и кружек? Притча о фарисейских чашах воплощается здесь совершенно буквально! Вместо открытия своего Китежа у них вовсю идет гротескная война между внутренними микрогруппировками, каждая из которых претендует на «самую правильную веру». И — обвиняет всех окружающих в «ереси» даже пуще, чем официальная церковь. Кроме того, в отличие от выговских интеллектуалов, читавших европейские книги в подлинниках, у нынешних «староверов» знание иностранных языков зачастую считается чем-то подозрительным и чуть ли не «грехом». Видимо, вернуть их теперь к своему исконному архетипу возможно только жестким парадоксом — новой петровской рубкой бород…

* * *

Есть основания полагать, что новая русская утопия «кристаллизуется» из нового поколения молодежи подобно тому, как все искусства ныне «разархивируются» из электронной музыки. (-> 2–5) Для этого ее субъектам совершенно необязательно «специально изучать» какие-то исторические и философские прообразы — они возникают спонтанно и самостоятельно, надо лишь дать волю интуиции. Растущая популярность жанра фэнтези сама становится прообразом будущего.

Петрозаводский социолог София Лойтер с удивлением отмечает в своей книге «Русский детский фольклор и детская мифология», что нынешние дети особенно любят играть в «страну-мечту», причем совершенно неожиданно

в детских утопиях просматривается влияние древнегреческих преданий, сохранившихся у Платона, об Атлантиде и Городе Золотых Ворот. Но еще более явственны отголоски «артуровских легенд», соединивших в себе нравственные идеалы рыцарства и представление об «острове блаженных» Аваллоне с его символикой. История Артура, его родословная, подвиги «Рыцарей Круглого Стола», битвы, закат королевства, описания башен, дворцов по-своему трансформировались в мотивах и сюжетах некоторых игр.

Этот гигантский «архив детской души» Максимилиан Волошин (которого самого называли «большим ребенком») описывал в статье «Откровения детских игр»:

Когда, вспомнив и связав свое темное детское «Я» со своим взрослым скупым «Я», мы поймем значение всего переживаемого ребенком: мистический смысл его игр, откровения его фантазий, метафизическое значение его смутных воспоминаний, доисторические причины его непонятных поступков, то изменится вся система нашего воспитания и вместо насильственного заполнения его девственной памяти бесполезными и безразличными сведениями, мешающими его работе, мы сами будем учиться у него, следить за его путями и только изредка помогать ему переносить непомерное напряжение его духа.

Вообще, в традиционных обществах детей не «воспитывали» в современном понимании этого слова. За ними лишь присматривали, иногда давая тот или иной совет. Лишь в эпоху модерна «воспитанием» занялись все кому не лень, и процесс этот бы поставлен на псевдонаучную и коммерческую основу. Результаты не замедлили сказаться — огромное множество духовно опустошенных подобий своих родителей…

С тезисом о необходимости «религиозного воспитания» можно согласиться, однако его надо истолковать совсем не в том «подавляющем» смысле, который предлагается официальной церковью, а совсем наоборот — как пробуждение собственного духовного потенциала личности. И здесь вновь именно староверие, точнее — младоверие, открывает путь активного познания веры. Сергей Корнев замечает: