Удивительны прямые соответствия между религиозной и ролевой средой — те, кто в первой именуются «профанами», не желающими или не способными понять сакральное, во второй имеют столь же отчужденный статус «цивилов». Однако духовная и творческая элита в обоих случаях все же оказывает влияние на этот «профанно-цивильный» мир и в конечном итоге преображает его. Дарт Вальтамский это понимает и отдает должное Церкви. Казалось бы, он сам себе противоречит — но это то противоречие, из которого рождается истина:
Как это знакомо — новые формы, катарсис за один сеанс, духовность в ногу со временем… Только вот «устаревшая» Церковь имеет стойкое свойство из века в век переживать бесследно уходящих в ничто провозвестников новых духовностей. Ушли Цельс и гностики, Диоклетиан и Юлиан, ушли вальденсы, стригольники, Робеспьер с его культом общественной добродетели, великий Ницше, германо-австрийские ариософы, Третий Рейх, коммунисты… Числа им нет — мудрым и глупым, великим и жалким. И ведь каждому казалось, что Церковь — это уже прошлое, ну почти прошлое, едва дотянувшее по недоразумению до настоящего. И вот — они сами только в прошлом. А Церковь, которая древнее их — и в прошлом, и в настоящем, и — смею думать — в будущем.
Однако Церковь — это не жреческая структура и не здание. Ее нельзя отрицать — но надо по-новому осмыслить. Впрочем, здесь
Благодать не знает
2.7. Легенда о Великом Покровителе
…мощной рукой остановят они человечество в его безумном, бешеном беге вперед, уничтожат его безболезненным путем, а из остатков, тщательно подобранных, воссоздадут они на основании законов наследственности и путем искусственного подбора новую, детскую расу людей, покорных их воле и способных быть счастливыми.
Классические утопии — от «Государства» Платона до собственно «Утопии» Мора, «Города Солнца» Кампанеллы, «Новой Атлантиды» Бэкона и т. д. — противопоставляли истории некий вневременной идеал. Зачастую — подчеркнуто метафизический, и поэтому они не особо надеялись на его воплощение, рассчитывая в лучшем случае лишь на некоторые «полезные исправления» в жизни окружающих их обществ. Многое изменила эпоха позднего модерна, с господствовавшими в ней настроениями всеобщей рационализации, утилитаризации и «тотальной мобилизации». Она восприняла эти утопии как «руководство к действию», исключив, однако, из них метафизические, трансцендентные ориентиры, а точнее — подменив их теми или иными идеологическими догматами. (-> 1–2)
В итоге эти утопии, помимо воли своих авторов, оказались «ответственными за тоталитарные режимы», что и определило позднее негативное отношение к ним как таковым. Евгений Замятин выразил это отношение так:
Замороженное благополучие, окаменело-райское социальное равновесие — логически связаны с содержанием утопии.
Однако эта статичная характеристика скорее приложима к его собственной