Рваные судьбы

Лиза обмерла и не шевелилась, боясь даже глянуть в ту сторону. А полицай наставил пистолет на людей и приказал им расступиться. Он кричал, переводя дуло пистолета с одного человека на другого, время от времени поднимал пистолет вверх и стрелял в воздух, а потом снова направлял на людей. Но толпа не расступалась. Люди медленно подвигались, сходились, словно волны в море, пряча беглянку всё дальше вглубь, и молча глядели в дуло пистолета.

Тогда полицай направил на людей своего коня. Но лошадь тоже его не слушалась: он толкает коня в гриву, бьёт сапогами ему в бока, а конь встаёт на дыбы, ржёт, но на людей не идёт. Это придало людям уверенности, они сомкнули ряды ещё плотнее.

Лиза порадовалась в глубине души, но тут же осеклась. Новая тревога возникла – полицай мог позвать подмогу, и тогда найти Шуру стало бы вопросом пяти минут. И тогда – всё, конец. Но полицай не стал этого делать. Почему? – для Лизы это осталось загадкой. Может, пожалел молодую девчонку. А может, побоялся, что и другие могут последовать примеру Шуры. В общем, так или иначе, он не стал продолжать преследование, не стал и помощь звать. Просто объявил, что свидание окончено. Заключённых увели обратно в бараки.

Люди за колючей проволокой стали расходиться. Лиза осматривалась по сторонам, стараясь в расступающейся толпе увидеть дочь. Она вглядывалась в проходящих мимо людей – может, узнает знакомые черты. Но Шуры и близко не было.

Лиза вернулась на квартиру. Остаток дня она провела в страшном волнении. Где Шура? Что с ней? А если её всё-таки схватили?

Четыре часа дня. Начался комендантский час. Где же Шура? Хоть бы теперь не появлялась на улице. Лиза знала, что за нарушение режима комендантского часа неминуемо грозил расстрел.

Семь часов. Лиза вся извелась в ожидании. Она не находила себе места. Всматривалась в темноту ночи за окном, прислушивалась к каждому шороху. Ругала дочь за её безрассудный поступок, и тут же молила бога, чтобы та вернулась цела и невредима.

Наконец, около восьми вечера Лиза услышала какой-то звук за окном, как будто кто-то слегка постукивал в стекло. Лиза раздвинула занавески и прильнула к окну. Она напрягала глаза, пытаясь хоть что-то рассмотреть в темноте. И вдруг увидела родное лицо, выглядывающее из-за ближайшего дерева.

Лиза помчалась к двери, чтобы впустить дочь. Радость, счастье, облегчение потоком хлынули на неё, затопили душу. Лиза тихонько открыла входную дверь, и Шура неслышно молнией пронеслась в их комнату. Лиза осторожно прикрыла за дочерью дверь, озираясь по сторонам и судорожно пытаясь придумать какую-нибудь отговорку на вопрос «почему она здесь?», если вдруг её сейчас застанет кто-то из хозяев или соседей. Затем она потихоньку вернулась в свою комнату и бросилась к дочери.

– Шурочка, слава богу, ты жива! Что ж ты наделала?! Тебя же могут искать.

– Да никто меня искать не будет, делать им больше нечего, – ответила Шура. – Но здесь оставаться всё равно нельзя.

Лиза смотрела на дочь и не узнавала её. Таким диким блеском горели её глаза, такая сила сейчас исходила от неё – сила и бесстрашие от ощущения свободы.

– Сумасшедшая ты всё-таки у меня, Шурка, – сказала Лиза. – До сих пор в ум не возьму, как такое можно было сотворить. Взять, и у фрица под носом сбежать. Ты хоть понимаешь, что тебя убили бы, если б поймали?

– Понимаю, – серьёзно ответила Шура матери. – Но и вы поймите, мама, если бы я осталась там ещё хоть на день, я бы точно загнулась. Так что мне терять было нечего.

– Ох, Шура, Шура, – вздохнула Лиза, – что делать-то будем?

– Уходить отсюда надо, – повторила Шура. – И чем быстрее, тем лучше.

На следующий день рано утром, с трудом пережив эту тревожную ночь, Лиза с Шурой неслышно вышли из дому и двинулись на восток, по направлению из Харькова в Чугуев. Идти больше было некуда. Везде немцы. Впереди, возможно, наши. А, значит, тогда спасение, надежда. Они даже не знали, уцелел ли их дом. Но другого выбора у них не было. Главное теперь было – спокойно выбраться из оккупированного Харькова и попасть на родную землю.

2.

С самого утра Шуру знобило, а сейчас, выйдя на улицу, она и вовсе почувствовала себя плохо. Всё тело болело, ломило суставы, каждый шаг давался с трудом. Но она старалась не показывать виду. Идти приходилось в обход, через поля и сады, как можно дальше от главной дороги, чтобы не угодить к немцам.

После часа пути они оставили город позади. Шура еле тащила ноги. Лиза думала поначалу, что дочь просто сильно устала и ослабела на работах, поэтому старалась не торопить её. Но сейчас она увидела, что с Шурой что-то не так.

– Шурочка, что случилось? – спросила она в тревоге.

Шура подняла на мать бледное лицо.

– Ой, мама, худо мне, – сказала она. Голова закружилась, и Шура упала, потеряв равновесие. Лиза бросилась к ней.

– Шурочка, что с тобой? – закричала она. – Ой, да ты вся горишь. Ты заболела.

– Нет, нет, я просто сильно утомилась на этой каторге, – ответила Шура, не открывая глаз. – Сейчас я отдохну две минутки, и снова начнём копать. Дайте только полежать немножко.