Рваные валенки мадам Помпадур

Я машинально нагнулась, подняла трубку и тут же разозлилась на себя. Ну, ты молодец, Танечка! Следующий этап: ты, любезная, чистишь шефу ботинки. Что за глупость – подбирать его телефон! Ладно, не стану больше ругать себя, просто положу аппарат на стол. Но что содержится в сообщении, если оно буквально парализовало Приходько?

Понимаю, что вы осудите меня за любопытство, ведь я, наплевав на приличия, залезла в чужую переписку. Но я это сделала. Эсэмэска, превратившая Приходько в столб, была мне знакома. Совсем недавно аналогичная прилетела на адрес Димона: «У нас будет мальчик».

Глава 28

Часа через два я повезла морально сломленного Доброва домой. Иван Сергеевич прижимал к груди тетради и повторял:

– Вы же никому не расскажете про Любу? Ее уже нельзя наказать. Бессмысленно отдавать под суд мертвого человека, он умер, его невозможно посадить!

Я молча жала на педали и злилась на Димона с Приходько, у которых неожиданно возникли невероятно важные дела именно в тот отрезок времени, когда потребовалось сопроводить Доброва до его квартиры.

– Завтра с утра приедут практиканты, – сообщил Приходько. – Я должен подготовиться к разговору!

Я сразу почуяла, куда ветер дует, и сказала:

– Сообщение о новых сотрудниках я слышу не первый день. И где они?

– Быстро только блохи ловятся, – возразил Приходько. – Все-все, сегодня я очень занят. Таня, отвези Ивана Сергеевича домой, ему нельзя самому садиться за руль.

– Почему бы Диме не отправиться с бизнесменом? – возмутилась я.

– Он умчался в ветеринарную клинику, – сказал Приходько. – Полетел за прививками от клещей, сказал, надо срочно, прямо сегодня ночью, уколы кошкам поставить, иначе они могут погибнуть от укусов!

– У тебя, наверное, нет животных? – вздохнула я.

– Не-а, – помотал головой Приходько. – А что?

– Ничего, – сквозь зубы процедила я и покинула кабинет босса.

На улице стоит на редкость промозглая, холодная погода, по календарю осень, но, по сути, ранняя зима. Приходько не в курсе, что опасные клещи великолепно чувствуют себя летом, но с наступлением дождливого сезона ни один из паразитов носа из своего гнезда не высунет. Впрочем, не знаю, вьют ли кровососы гнезда, строят дома или роют норы, я еще тот биолог. Но, в отличие от шефа, великолепно поняла, что Димон отчаянно не хотел очутиться с Добровым наедине, вот и придумал первую пришедшую на ум отмазку. Я люблю Коробка и не собираюсь говорить правду шефу, но Димону, вернувшись домой, я сообщу все, что думаю по поводу клещей и любителей прогулок по замерзающему под ледяным ветром мегаполису.

– Любочку нельзя наказать, – на одной ноте повторял Иван. – Но если правда о том, что она совершила, станет известна, что станет с Надей? Каково ей будет жить, зная, что в ее теле течет кровь больной, психически неуравновешенной мамы? Дурная, черная кровь заразна. Понимаете?

Я посмотрела на Ивана, он сидел, отвернувшись от меня, смотрел в боковое окно и повторял:

– Дурная, черная кровь заразна.

Слава богу, именно в этот момент я свернула во двор Доброва и притормозила у подъезда.

В квартире Ивана стоял пронизывающий холод.

– Похоже, вы забыли закрыть окно, – предположила я.

– Вероятно, – равнодушно сказал хозяин, сел на диванчик у входа и застыл, словно изваяние.

Я скинула ненавистные туфли, куртку и побежала по комнатам, захлопывая стеклопакеты. Потом вернулась в прихожую, обнаружила Доброва на том же месте, в той же позе и поспешила на кухню.

В большом холодильнике было много свежей еды. Правда, в основном это оказалась гастрономия – сыр, колбаса, ветчина, банка красной икры, сливочное масло. В деревянной хлебнице лежал батон, завернутый в мешок с надписью «Булочная «Оболенский».

Я поставила чай, стала делать бутерброды, развернула пакет с багетом и увидела чек. Хлеб оказался совсем свежим, Иван приобрел его сегодня вечером – очевидно, купил перед тем, как отправиться к нам в офис.

Из носика чайника повалил пар, я открыла шкафчик, там стояло много кружек, в основном белых с цветочным рисунком. Среди общей массы выделялся синий фарфоровый бокал с затейливой надписью золотом «Иван». Он стоял в сушке вверх дном, на оборотной стороне донышка я прочла надпись на немецком языке «Ich liebe dich».

Накрыв на стол, я вышла в прихожую и сказала:

– Пойдемте, вам надо попить горячего.

– Да, – покорно отозвался хозяин, отправился на кухню, сел за стол и замер с напряженно вытянутой спиной.

Я завела обычный бытовой разговор:

– Сколько вам сахара положить?

– Лучше мед, – попросил Иван. – Сахар вреден для здоровья, и коричневый не лучше. Если вас не затруднит, возьмите банку на подоконнике. И примите мой совет: не употребляйте сахар, никакой, ни из свеклы, ни из тростника.

– С моим весом лучше даже не смотреть на сахарницу, – улыбнулась я.

Иван неожиданно оживился:

– Вы не пробовали зубную пасту «Фрутто»?

Я схватила банку, на крышке которой было изображение нереально большой пчелы и, пытаясь ее открыть, переспросила:

– «Фрутто»? Это что? Про «Нокко» я знаю, покупала, хорошая паста, но, простите, вкус у нее не ахти.

Иван Сергеевич оживился: