Рыба и другие люди (сборник)

– Эх ты, горе-горе, – Хорек вдруг решился. Залез наверх на полку, вытянул из-под какого-то спящего свой ватник, достал из внутреннего кармана завернутую в тряпочку пачку. – На, – протянул сержанту, – бери.

– Ты че, спятил?

– А что мне их, солить, в лесу не надо, а встретимся – отдашь.

– Даня, ты правда? – сержантик вмиг повеселел. – Ты знаешь, я ж приду и сразу на лесовоз, мне эти деньги что вода. Слушай, а может, махнем вместе, а? У нас знаешь какая охота, я тебя с егерем сведу, он мне крестный, ну?

– Не, ты бери так.

– Слушай, Даня, я всерьез, давай со мной!

Но Хорек только мотнул головой. Поезд стал сбавлять ход, и сержантик засуетился, прибрал нехитрые свои шмотки, чиркнул адресок на бумажке, записал Хорьков, клятвенно пообещав через месяц-другой переслать. Потом полез обниматься и все звал с собой: «Глубинка, Глубинка, а не глубинка. Вальку Шорникова спросишь, любой тебя приведет. Приедешь, а, кент? Нет, ты гляди – не приедешь, я сам тебя разыщу, и тогда – каюк тебе. А я приеду – жди. Девахи-то старгородские, у меня их адресок, я обязательно прилечу – вот увидишь! Ну, давай краба и не горюй, значит – ты из леса выйдешь, а я тут как тут, заметано, да?»

– Заметано-заметано, – Хорек не знал, как от него отделаться.

Наконец шумливый сержантик исчез в проходе, но стоял еще под окошком, молотил по нему кулаком, кричал до тех пор, пока поезд не тронулся.

– А деньги у него старичок снял, я сам видел, – сказал вдруг из угла колдун.

– А ты, сука, не боишься, что я тебя сейчас подрежу? – спросил вдруг с блатной интонацией Хорек.

– Не-а, я людей знаю, если деньги отдал, значит, тоже навроде этого сержантика, из блаженных, – денежки, они потом не для того зарабатываются, чтоб враз их спускать, – видно было, что «колдун» напуган, но и промолчать не мог, и Хорек подивился его характеру.

– Ну, вонючка, козел ты недоделанный, тебя ж раздавить – что муху хлопнуть, ну да живи, копи свои денежки.

Он завалился на койку, отвернулся к стенке, но не засыпал, хотя был здорово-таки пьян, в первый, пожалуй, раз так по-настоящему, и, слушая, как колдун-прыщатик что-то бубнит под нос, ощутил вдруг прилив такого счастья, такой легкости – наконец-то он избавился от этих денег и снова был чист и невинен, как в раннем-раннем детстве.

2

На свой полустанок прибыл он к концу следующего дня. В блеклых сумерках белой ночи отыскал место, вырыл одностволку и припасы к ней – обильно смазанное, укутанное бережней новорожденного, ничего не пострадало. Углубился в лес, отмахал от жилья километров с десять и, запалив костерок, принялся очищать ружье от масла. Пороху, дроби и пуль было предостаточно – ему ведь осталось богатое наследство от Виталия, и сейчас, готовя ружье в дело, он вспоминал ту зиму, охотника, страхи и болезнь, накатившую вдруг и так же вдруг отступившую прочь. Теперь, он надеялся, будет по-иному. Нет, как и прежде, он не боялся одиночества, но, повзрослевший, набравшийся лесного опыта, осознавал, что неплохо б было приискать себе напарника. Впрочем, он загадал на рыбаков, и чутье, пока его не подводившее, подсказывало: так и случится, а что его примут в артель, не могло быть и сомнений – в лесу людьми не кидаются.

Кончался июнь, птица еще учила первым навыкам выведенных птенцов, и он поклялся по возможности бить только самцов, выполнивших свою главную функцию, хотя те из-за линьки прятались теперь по укромным закуткам, но и это было хорошо для него – значит, придется побегать, поискать. Зуд погони начинал забирать его, а уши, так часто бездействовавшие в городе, ловили теперь мельчайшие звуки-шорохи.

Хорек не спешил. На полустанке накупил хлеба и муки, соли, спичек и уксусной эссенции для шкур, тем исчерпав почти всю наличность, – из своих еще, не поповских, и на специально подобранном жестяном листе насушил над костром сухарей.

В ближайшей речке наловил руками рыбы – ею и питался на вынужденной стоянке и, когда закончил все приготовления, собрался уже основательно, упаковал рюкзак и тронулся в путь, на север, и шел, шел, шел, не в том взвинченном и опустошенном настроении, что в прошлом году, а со спокойствием бывалого уже лесовика.