— Абулу, — ответила мать, меняя Нкем подгузник. — Его тело сейчас погрузят на машину и увезут, а еще солдаты ищут мальчишек, убивших его. Не понимаю я этих людей, — сказала она по-английски. — Что плохого в убийстве безумца? Зачем считать этих мальчиков преступниками? Вдруг Абулу внушил им сильный страх, напугал какой-нибудь бедой, которая должна с ними случиться? Разве можно их за это винить? Впрочем, говорят, они еще и с солдатами подрались.
— Солдаты хотят убить их? — спросил я.
Мать посмотрела на меня: ее взгляд выдавал удивление.
— Не знаю. — Она пожала плечами. — Как бы там ни было, вы двое сидите дома — на улицу ни ногой, пока шум не уляжется. Сами понимаете: вы некоторым образом с безумцем связаны, вот и нечего вам там делать. Живая ли, мертвая, эта тварь больше не вернется в ваши жизни.
Мой брат ответил:
— Да, мама, — и я вторил ему надломившимся голосом. Затем мать попросила нас запереть за ней ворота и входную дверь. Дэвид при этом повторял за ней все распоряжения слово в слово. Я встал и пошел провожать ее до ворот.
— Только не забудьте открыть отцу, он возвращается днем, — напомнила мать.
Я кивнул и поспешно запер ворота, опасаясь, как бы меня не заметили с улицы.
Когда я вернулся в дом, Обембе тут же накинулся на меня и припер к входной двери. Сердце у меня чуть из груди не выскочило.
— Ты зачем об этом маму спросил, а? Совсем дурак? Хочешь, чтобы она снова заболела? Хочешь снова нашу семью разрушить?
Я тряс головой, крича: «Нет!» — на каждый его вопрос.
— Послушай, — задыхаясь, проговорил Обембе. — Им нельзя ничего знать. Понимаешь?
Я кивнул, опустив налитые слезами глаза. Потом Обембе, похоже, сжалился надо мной: смягчился и положил руку мне на плечо, как обычно.
— Послушай, Бен, я не хотел обидеть тебя. Прости.
Я кивнул.
— Не волнуйся, если они придут, то мы просто не откроем, и они решат, что дома никого. Мы будем в безопасности.
Обембе задернул все шторы и запер двери, а затем отправился в комнату Икенны и Боджи, я — за ним. Там мы сели на новый матрас, который недавно купил отец, — кроме него да кровати, в комнате больше ничего не было. Впрочем, всюду я видел следы моих братьев, словно несмываемые пятна. Более светлый участок стены, где прежде висел календарь М.К.О., рисунки и изображения схематичных человечков. На потолке я увидел пауков и паутину — словно знаки, указывающие на то, что с момента гибели братьев прошло уже достаточно много времени.
Обембе сидел молча, точно мертвый, а я следил за силуэтом геккона, который карабкался по тонкой шторке, залитой ярким солнцем, и тут в ворота громко застучали. Обембе быстро утянул меня за собой под кровать, и там мы схоронились в темноте, а в ворота продолжали колотить. Раздались крики: «Откройте! Если есть кто дома, откройте!» Обембе стянул простыню с кровати чуть не до пола. Я нечаянно задел открытую жестяную банку, придвинув ее к себе — сквозь пленку паутины было видно черное, как смола, нутро. Наверное, это была одна из тех банок, в которых мы хранили улов: рыбешек и головастиков, — просто отец не заметил ее, когда выгребал вещи из комнаты.
Вскоре колотить в ворота прекратили, но мы все так же, затаив дыхание, лежали в темноте под кроватью. В голове у меня пульсировала кровь.
— Ушли, — сказал я брату через некоторое время.
— Да, — ответил он. — Но мы останемся здесь, пока не убедимся, что они не вернутся. Вдруг через забор перелезут и войдут в дом, или… — Он вдруг умолк, словно прислушиваясь к чему-то. Потом сказал: — Переждем.
И мы остались под кроватью. Мне невыносимо хотелось писать, но я не собирался огорчать Обембе и заставлять его бояться.
В следующий раз к нам в ворота постучались через час или около того. Вслед за тихими ударами послышался знакомый голос отца, он звал нас, спрашивал, дома ли мы. Тогда мы выбрались из-под кровати и принялись отряхиваться от пыли.
— Быстрей, быстрей, открой ему, — торопил меня брат, устремляясь в ванную — промыть глаза.
Когда я открыл ворота, отец взглянул на меня с широкой улыбкой. На нем были кепка и очки.
— Вы, что спали? — спросил отец.
— Да, папа, — ответил я.
— О, боже правый! Мои мальчики совсем обленились. Ну, скоро все изменится, — весело проговорил он, входя в дом. — А зачем вы все замки позакрывали? Дома же сидите.
— Сегодня ограбление было, — сказал я.
— Посреди дня?
— Да, папа.
Когда я вернулся в дом, отец уже прошел в гостиную и поставил портфель на стул. Разуваясь, отец говорил с Обембе, державшимся позади. Брат спросил:
— Как поездка?
— Отлично, просто отлично, — сказал отец с улыбкой. Не улыбался он уже очень давно. — Бен сказал, в районе кого-то ограбили?
Обембе стрельнул взглядом в мою сторону и кивнул.
— Ого, — произнес отец. — Ну, как бы там ни было, у меня для вас, дети, хорошие новости. Однако сперва вопрос: ваша мать оставила в доме что-нибудь поесть?
— Утром она пожарила ямс, наверняка и на тебя приготовила…
— Твоя порция в тарелке, — закончил мою мысль брат.