Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

Голова Гвюдрун падает на ночной столик.

Она проводит рукой по лбу и громко стонет.

— Ты поранилась, Гвюдрун?

Кто это? Мама?

Она не видела ее уже целую вечность.

Гвюдрун открывает глаза. Она дома, в своей старой постели. В комнате светло, и мать сидит рядом на краю кровати.

— Теперь тебе лучше, родная. Ты очень долго спала.

— Спала? Я проспала много, много лет?

— Нет, не много лет, но много часов.

— Значит, мама, мне все приснилось?

— Нет, Гвюдрун. Это был не сон, но пастор говорит, что еще есть надежда.

Есть надежда. О мама! Гвюдрун закрывает глаза.

Солнечные лучи освещают ее лицо. Горе давит уже не так сильно.

Что еще ей пригрезится? Или явь — это сон, а сон — явь?

Линей Йоуханнесдоттир Ненастной ночью

По вечерам городские огни светлой колоннадой отражаются в море. Но стоит живому зеркалу фьорда подернуться хотя бы легкой рябью, как колонны рушатся. В безветрие же так и хочется сбежать вниз, к воде.

Однажды вечером женщина не утерпела и выбежала из дома, не дошив рождественское платье.

От дома до моря рукой подать, но она остановилась на полдороге: все небо полыхало северным сиянием. Сполохи, то алые, то зеленые, прекрасные, фантастические, поочередно освещали небосвод.

Любуясь этим величественным зрелищем, она вдруг услышала, как ее позвали.

Вернувшись в дом, женщина увидела, что ее маленькая дочь стоит у окна и заливается плачем. Успокоить ребенка женщине никак не удавалось, и она не могла разобрать, о чем говорит малышка. Когда наконец стало ясно, что девочке приснился страшный сон, женщина испугалась. Она сумела уговорить ребенка снова лечь в постель, однако страх, казалось, никак не оставлял девочку: она то стонала, то отгоняла рукой кого-то, видимого только ей. Мало-помалу она все же успокоилась, но тревога удивительным образом передалась женщине. Она не находила себе места, ей чудилось, что над семьей нависла какая-то опасность, что надвигается что-то страшное. Она поспешила к остальным детям, однако те спали тихо и спокойно.

Вскоре вернулся муж. С ним ничего не случилось, и все страхи показались женщине беспричинными.

Но тем не менее чувство тревоги нарастало, не давая ей ни секунды покоя. Может быть, и она, и девочка заболевают — сейчас, под самое рождество?

Все валилось у нее из рук. Оставалось только лечь в постель в надежде, что к утру все пройдет. Но едва она легла, как перед ней вновь заплясало северное сияние. Она то закрывала, то открывала глаза, а оно светилось все так же ярко, превращаясь в фантастические видения, которые удивительным образом подчиняли себе ее волю. При всем старании избавиться от видений не удавалось. Что же с ней происходит?

Как ни прекрасно северное сияние, хорошего мало, когда оно преследует тебя.

Ее охватило непреодолимое желание разбудить мужа и попросить его поговорить с ней, но, слыша его тяжелое дыхание, она удержалась.

Уже ночь, и он — она это знает — мгновенно уснет опять, устав за день и не понимая того, что с ней происходит и чего она не в силах объяснить. Надо взять себя в руки, ничего другого не остается.

Она не заметила, как подкрался сон и положил конец причудливой игре фантазии и северного сияния.

Наутро она почувствовала себя совершенно здоровой. Девочка тоже была прежней, самой веселой в семье.

Но небо было не узнать. День стоял серый, тусклый, сумрачный. Подморозило, вороны выделывали фигуры высшего пилотажа.

Почему-то все разом вдруг заговорили о снеге. Дети мечтали «покататься на реактивном самолете». Склон, спускавшийся от дома, назывался — зимой и летом — санной горкой, он доходил до самого моря, и захватывающие игры происходили порой у самой воды, доставляя женщине массу волнений.

За ужином разговоры о снеге прекратились. Главной темой стало приближающееся рождество, свечи, подарки. Когда желания детей перешагнули границы реального и финансовые возможности семьи, женщина поднялась из-за стола.

Да и времени у нее тоже было мало, ее ждали недошитое рождественское платье и штаны мальчишек: одно надо было укоротить, другие — удлинить, третьи — залатать. Из-за мерзкого кота[13] всю эту работу надо было делать тайно, по вечерам.

Поверье живуче, только теперь уже не отделаешься одними штанами или рубашкой. Народная сказка оказалась удобным предлогом для того, чтобы заставить людей покупать как можно больше. Огромного, злобного рождественского кота превратили в кота рекламного, угрожавшего всем несчастным, что ходили в старье.

Расходившихся детей трудно утихомирить, но отец сумел.

— Сегодня мы ляжем рано, — сказал он, — Будет шторм, а его лучше переспать.

Он пообещал детям рассказать длинную сказку.

Порой, когда женщина видела, как дети, не пикнув, гуськом следуют за отцом, она чувствовала уколы ревности. Ему всегда достаточно сказать одно-единственное слово, а ей приходится подолгу уговаривать шумно протестующих ребят.