Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

— Я и не рассчитывал, что вы меня поймете, — заметил мужчина. Помолчал, потом снова заговорил: — Видите ли, у нас с женой было двое сыновей. Три года тому назад старший мальчик умер, и я не знаю, как бы мы оба оправились от такого страшного удара, если бы у нас не было младшего сына. Но примерно год тому назад мы чуть было не потеряли и его. И тогда нам действительно не для чего было бы жить. Наш сын провалился на озере в полынью, а поблизости были только малыши вроде него, которые ничем не могли ему помочь. Но, на счастье, появился большой мальчик и вытащил его из полыньи. Вот этот самый светловолосый мальчик.

Незнакомый мужчина умолк.

— Благодарю вас, — сказал полицейский. — Вы не представляете, как для меня важно все, что вы сказали.

— В таком случае я рад, что мне удалось хоть чем-то отблагодарить людей, перед которыми я в таком неоплатном долгу. Никто на свете не может расплатиться сполна за спасение жизни своего ребенка. Безнадежно было бы даже и пытаться.

Мужчина встал и застегнул пальто, собираясь попрощаться, но вдруг выпрямился.

— В чем дело? — пробормотал он. Полицейский взглянул туда, куда смотрел незнакомец, и увидел, что дети по-прежнему заняты игрой, а его сын направляется к скамейке. Мальчик шел медленно, неуверенно, словно подталкиваемый какой-то таинственной силой, и не сводил с незнакомца широко раскрытых слезящихся глаз — такие глаза бывают у людей, напряженно вглядывающихся в далекий, плохо различимый предмет. Отец мальчика пытался сообразить, что же такое могло произойти, но не успел, потому что сын уже бежал к ним со всех ног, и в его глазах уже не было ни неуверенности, ни вопроса — они пылали гневом и злобой. Он подбежал прямо к незнакомцу и в следующую секунду набросился бы на него, если бы полицейский не вскочил на ноги и не сгреб его в охапку. Колени у мальчика подогнулись, он сжал кулаки и закричал:

— Какого дьявола… Какого дьявола?..

— Ты, должно быть, рехнулся, мой мальчик, — прервал его отец и обратился к незнакомому мужчине: — Прошу вас, извините его.

— Ничего не понимаю, — пробормотал мужчина. — Чем же я мог восстановить против себя этого мальчика, который мне почти так же дорог, как собственный сын?

— Зачем? Зачем он? — со стоном выдохнул мальчик, колотя руками по воздуху.

— В последнее время у моего сына были довольно серьезные неприятности, — сказал полицейский. — Прошу вас, не судите его поведение слишком строго.

— Зачем? Зачем? — И тут мальчика прорвало, лицо его исказилось яростью и злобой, которые ему так долго пришлось сдерживать. Он повернулся к отцу. — Папа! Да ведь это же он, тот самый негодяй! Ух, с какой радостью я убил бы его, размозжил ему череп, я…

— Но что я такого мог сделать? В чем я так страшно провинился?

— В самом деле, что же вы могли сделать? — спросил полицейский.

— Да ведь это же он дал мне тогда деньги, этот гнусный тип, этот кретин… — сказал мальчик.

— Деньги? — переспросил мужчина. — Да, я действительно дал ему тысячу крон, когда наконец разыскал его. Это правда, я дал ему тысячу крон, примерно год назад… Неужели я сделал что-нибудь не так? Меньше всего…

— Но вы хоть сказали ему, за что вы даете ему эти деньги.

— Нет, — задумчиво ответил незнакомец, — Не сказал. По всей вероятности, мне следовало сказать: «Сделай себе на них подарок». Потому что ведь это не плата за спасенную жизнь. Что такое тысяча крон в сравнении с жизнью сына? За тысячу крон счастья не купишь. Мне просто захотелось доставить ему какое-нибудь удовольствие, вот я и дал ему деньги. Меньше всего, поверьте… — Он замолчал, и на лице его все еще было написано замешательство и растерянность. — Так что же я все-таки натворил?

— Ничего вы не натворили, — успокоил его полицейский. — А впрочем, нет — вы помогли мне понять, что я был своему сыну неважным отцом.

Рагнхейдур Йоунсдоттир Грезы и сны о яви

Его можно ждать завтра, пожалуй, даже сегодня вечером или ночью. И все уже готово. Подвенечное платье из тончайшей белой ткани, такое воздушное, что, кажется, тебя обвевает прохладный ветерок. И фата — не купленная в магазине, а извлеченная на свет божий из старинного ларца, обитого изнутри розовой материей, от которой исходит незнакомый аромат.

Не хватает лишь свадебного венка. Он должен быть из ярко-красных живых цветов.

— Гвюдрун, милая, не трогай руками, — сказала мама. — Запачкается.

— Ах, мама.

Все готово. Их квартирка, однокомнатная. Разве этого мало? Комната солнечная, светлая, диван, шкаф, стол и единственный стул — чего еще надо? Но маме хотелось два стула. Одна постель, одна подушка, один, одна, одно…

Как сделать, чтобы этот день наконец прошел? Он будет тянуться дольше, чем весь этот год — с тех пор как она простилась с ним.

Ей не хотелось ни читать, ни играть знакомые вещи. Все должно быть новым, таким, чего еще не касалась рука человека, на что никто еще не бросал взгляда.

И говорить ей ни с кем не хотелось. Ведь для других происходящее вполне буднично. Никто не может понять, что у нее все необычно. Ее любовь и счастье — нечто исключительное.