— Разведи огонь в очаге, — приказывает она, выкладывая еду из своей корзинки, за едой следует бутылка вина.
Он машинально делает все, что ему говорят, но потом вдруг приходит в себя и, схватив ее за руки, кричит:
— Забирай все это и уходи. Я все равно ни к чему не притронусь!
Но простодушный деревенский увалень, конечно же, не помеха девушке, которая в Копенгагене зналась с крайне опасными людьми. Она легонько бьет его по щеке:
— Лучше не мешай мне. — Потом велит ему сесть и откупорить бутылку. — Стаканы у тебя есть?
— Нет, — отвечает он, — и вообще я не пью спиртного.
— А тебя никто и не просит, — вспыхивает Йоусабет. — Впрочем, вино пьют и из чашек, — добавляет она, — что же делать, раз нет стаканов.
Ее поведение все еще кажется Ислейвуру подозрительным и опасным, тем не менее он с легким сердцем подчиняется и выполняет ее желания, особенно после того, как отведал ее снеди, — не еда, а сущее лакомство, ведь он страшно изголодался. И вино из чашек пьется легко, оно сладкое, как мед, и хорошо согревает.
Сидя за столом, он старается ничем не выдать свое восхищение гостьей, радость, вызванную ее приходом, и удовольствие от еды. В этот вечер в хижине царило тихое счастье, прежде ему неведомое.
Она остается с ним весь день. И когда вечером мать присылает за ней приказчика, ему никто не отворяет. Фру Ловиса мигом пронюхала о скандальной истории, хотя Гейра и молчала. Ведь, кроме прислуги, у владелицы золотых очков были и другие осведомители.
Что ж, любопытство волей-неволей довольствуется ожиданием под дверью, а между тем в доме происходит чудо.
Йоусабет уже до того ожесточилась, что материнские укоры на нее совсем не действуют, и все же она не без страха встретилась на следующее утро с фру Ловисой. Хозяйка заводит речь о скандальной выходке Йоусабет; она и прежде отчитывала дочь за пьянство и кутежи, правда, толку от брани было немного. Но на сей раз ее просто не узнать: разъяренная фурия стоит перед девушкой, которая посмела бросить вызов всему поселку. Хозяйка кричит, что она опозорила своих родителей, свой дом, потому что, забыв о благоприличии, добровольно легла в постель с убийцей и отверженным, что она, как видно, не в своем уме. Конечно, он просто-напросто собутыльник Йоусабет, который развратил ее и сделал послушным орудием удовлетворения своих низменных инстинктов. И теперь нужно приложить все силы к тому, чтобы эта трясина не затянула ее еще глубже.
— Я запрещаю тебе переступать порог нашего дома, пока не представится возможность отправить тебя в надежное место, где за тобой будет строгий присмотр. И не думай, что сможешь и дальше обманывать меня, заставляя Гейру врать: она ушла и никогда больше сюда не вернется.
До сих пор, опустив голову, Йоусабет молча слушала эту тираду, но тут она вспыхнула и перебила мать:
— Гейра ничего не знала, и ты не должна была выгонять ее.
— Ну, уж позволь мне самой решать, как поступить с собственной прислугой.
— Тогда не суй свой нос в мои дела, я тебе не служанка.
Фру Ловиса прямо онемела от таких слов, а Йоусабет беспрепятственно продолжала:
— Какая подлость — разорить семью бедной девушки только за то, что она не передает тебе сплетен. Ты отняла у меня ребенка, теперь собираешься отнять любимого человека, а меня отослать прочь, и виной всему твое пустое тщеславие. Мнишь себя благородной и образованной — видать, забыла, как простой мальчишка обвел тебя вокруг пальца, назвавшись богатым художником. Сперва ты к нему подлизывалась, а когда выяснилось, что он всего лишь бедный неудачник, вытолкала его за дверь, вместо того чтобы помочь ему стать человеком. Я делаю что хочу, и ты мне больше не указ.
Мать сначала остолбенела от этого потока слов, но скоро опомнилась.
— Любимого человека, — бросила она с презрением, — тоже мне, нашла возлюбленного! Сошелся с тобой на одну ночь, как кобель с сукой, и все тут.
— Мы решили пожениться, — небрежно заметила Йоусабет, снова успокоившись. Затем встала и пошла к двери.
— Йоусабет! — Мать в смятении загородила ей дорогу. — Христом богом молю, обещай мне образумиться. Ты ведь не хуже других знаешь, что совершил этот человек, сислумадюр в любую минуту может задержать его и посадить в тюрьму. Видишь, я умоляю тебя со слезами на глазах. — Она была испугана и совсем упала духом. — Подумай, каково тебе будет, если твоего мужа осудят за убийство.
— Трудно им будет доказать, что все это вранье насчет него — правда, — холодно сказала девушка.
— Йоусабет, девочка, подумай о своей матери, доченька моя… — Хозяйка заплакала, утирая под очками слезы. Но Йоусабет ничуть не жаль матери; сняв с нее очки, она положила их на стол и сказала:
— Благородные не плачут в очках. — И ушла.
Другого выхода нет — пусть отец поговорит с дочерью.