Рыбалка на живца

Рыба в это время клюет довольно плохо. Проснувшиеся с первыми лучами обитатели речных глубин уже успевают набить себе брюхо и неохотно берут наживку. В прозрачной, пронизанной солнцем воде легко можно высмотреть стайки голавликов, можно закинуть удочку так, что наживка будет задевать носы отдельных рыбок, но хоть бы одна из них обратила внимание на готовое блюдо. В это время поймать можно только на муху, пуская ее по самой поверхности воды. И все же я отправился не на пляж, не к Женьке, тоже уже поправлявшемуся после нашей гороховой прогулки, а на насиженные рыболовные места между Узоровым и Митяевым. Тамерлан и удочка были со мною.

Когда я болел, мне некогда было думать, уж больно все было невмоготу. Лишь в последний день болезни я смотрел видюшник и опять читал детективы. Сколько я их ни читаю — всегда интересно, и это, конечно, только мое мнение, мне кажется, что никто так и не превзошел Конан Дойля с его Шерлоком Холмсом и Эдгара По с Дюпеном. Вот и в тот раз я перечитывал в очередной раз свой любимый рассказ "Знак четырех". Читая, я все больше убеждался, что сам я на Шерлока Холмса похож мало и еще меньше на Дюпена, у них обоих на первом месте всегда стоял строгий логический анализ, а я занимаюсь обычной слежкой, как сименоновский Мегрэ. Поэтому я, собственно, и решил отправиться в одиночестве на речку, попробовать там пораскинуть мозгами.

Но ведь пошел-то я не на самое рыбное место и даже не в самое уединенное. Несмотря на всю свою действительную слабость, я потащился через поля к Митяеву. Туда, где я столкнулся со следами преступления, а самое главное — встретился со Светкой. Я мог обманывать себя как угодно, но надежда на новую встречу с ней была для меня главной приманкой, на которую я, в отличие от голавлей, был готов клюнуть в любую погоду.

Тащился я долго и только тут и почувствовал, насколько я ослаб за время болезни. А ведь надо было еще и возвращаться… Удочку я закинул как раз на том месте, где нас побили митяевские ребята. Но на сей раз берег реки был пустынным. Рыбу никто не ловил, а для купания были места и получше.

Конечно же, не клевало, я попробовал думать о деле, но голова моя была тупой и тяжелой, ни единой стоящей мысли. Что-то не вязалось в этом детективе, в котором я сам отвел себе роль сыщика. Сосредоточившись, я попробовал все собрать в единую схему.

Предположим, и это весьма вероятно, что Козинов убил бизнесмена. Странно только, что он сам это сделал, ведь у него немало подчиненных. Однако убийство — дело не простое, могло быть и так, что другим Козинов или его таинственный шеф просто не доверили такое. Но тут же опять неувязка. Козинов — парень неглупый, а появился на следующий день после убийства на месте преступления и шарил средь бела дня в кустах. Если он забрал орудие преступления, то просто удивительно, что он его там оставил. Чего уж проще было бросить это орудие в реку. Может быть, он прятался в кустах, подстерегая жертву, и оставил там какую-то улику? Скажем, обронил какую-нибудь вещь, которая могла его выдать. Это возможно. Тогда он действительно мог вернуться, чтобы эту улику устранить. Скорее всего так и было. Но теперь я уже никогда не узнаю, чтб он там обронил. Улик по-прежнему не хватало. И тут я вспомнил, что для расследования преступления кроме улик крайне важны мотивы. Зачем Ко-зинову надо было убивать бизнесмена из Митяева? Какие причины могли заставить его решиться на подобный шаг? Вот что мне надо было узнать в первую очередь. И еще я понял, что, если буду по-прежнему бессмысленно ошиваться на пляже в компании Козинова, делу это не поможет. Надо было "закинуть удочку с наживкой", повернуть разговор как-нибудь так, чтобы Козинов сам заговорил об убийстве или об убитом. Я кое-что придумал тогда и решил действовать незамедлительно, уже завтра отправиться на пляж и "удить рыбу там".

Так я рассуждал, сидя на берегу речушки, текущей под митяевскими заборами. И время текло вместе с ней, но Светка не появлялась. Зато появился тот, кого я хотел бы в тот момент менее всего видеть. Когда я уже сматывал удочку, со стороны митяевской улицы, по той самой тропинке, на которой меня поцеловала Светка, стал спускаться к реке Лыка. Как назло, он заметил меня и приветливо замахал мне рукой. Это меня еще больше разозлило. Будто не было между нами никогда вражды, будто после того, как он набил мне морду, мы должны стать добрыми друзьями! Однако Лыка бодро направился ко мне.

— Рыбаки ловили рыбу, а поймали рака, — весело начал он, а я грубо досказал не очень-то приличное окончание этой народной прибаутки. — Классику знаешь, — похвалил Лыка. — Клюет?

— Не видишь, удочки сматываю, — все тем же тоном ответил я.

— Где пропадал? Что-то ни тебя, ни Женьки не видно.

— Болел, и Женька болел, мы с ним вместе отравились.

— Чем это?

— Кажись, горохом. А что? Лыка засмеялся.

— Да так, ничего. О тебе тут люди беспокоятся.

— Это еще кто?

— А ты не знаешь?

— Не знаю.

— Ну и дурак.

— Пошел ты…

— Пошли вместе, ведь все равно не клюет. Я тебе покажу того, кому не безразлично твое здоровье.

— На фиг надо.