Рыбалка в море демонов

– Путешественники. – Воздух обжег ей легкие, это чувствовалось по тому, как трудно она говорила. Она сделала глубокий вдох и продолжала: – Вы и в самом деле люди, или только кажетесь людьми? Не рабы? Плывете по собственной воле?

– Да, несчастная, – ответил я.

– Освободите меня! – закричала она. По сверкающей короне нервов и кровеносных сосудов, окружавших ее, пробежала дрожь, когда она повторила свой призыв: – Освободите меня!

Пират негромко сказал:

– Тебе уже нельзя вернуть прежний вид. Судя по тому, как твое тело срослось с кораллом, ты провела в рабстве долгие, долгие века.

– Мне ли не знать этого? – ответила женщина, улыбнулась, и слеза скользнула по ее виску. – Что нового наверху, путешественники?

Пират чуть слышно фыркнул.

– Что именно ты хотела бы знать, госпожа? – спросил я. Коралл продолжал медленно вращаться на воде, и вскоре мы снова оказались с ней лицом к лицу. Она, по-прежнему улыбаясь и плача, продолжала:

– Только одно хотела бы я знать, о худосочный чужеземец: правит ли еще Радак в Бидна-Метон? Все так же ли пропадают бесследно люди в темных подвалах, где он проводит свои тайные эксперименты?

– Радак, – повторил я за ней. Решетка ее нервов содрогнулась, словно звук ненавистного имени рикошетом ударился о нее. – Это имя, о прекраснейшая раба, давно стало пословицей. «Домом Радака» называют люди трактиры и постоялые дворы, пользующиеся дурной репутацией. Названия Бидна-Метон я никогда не слышал.

– Такой великий город… – пробормотала она. – А что стало с народом Агона, матери флотов, в столице которого мой отец был судовым маклером? Взошла ли вторая луна, которую предвещал пожар в небе?

– Несчастная, я не знаю земли под названием Агон. Есть такой океан, он лежит между континентами Колодрия и Люлюмия. Что до луны, прекрасная леди, то она по-прежнему одна, как и всегда, насколько мне известно.

– Моего мира больше нет, тощий путешественник. Так освободи же меня. Освободи!

Я хотел было заговорить, но тут Гильдмирт коснулся моей руки и глазами указал на один из наших гарпунов.

Это был короткий бросок – никогда в жизни не целился я тщательнее. Дождавшись, пока очередная волна подняла ее и повернула лицом от нас, я начал: «Дорогая госпожа…» – чтобы отвлечь ее внимание от предстоящего броска.

Я послал копье с большой оттяжкой, почти параллельно волнам, и оно вошло ей в левое подреберье, между третьим и четвертым ребрами, даже не оцарапав кость. Глаза женщины закатились, корона нервов пришла в движение, но умерла она не сразу. Ее рука поднялась и стала ласкать рукоятку гарпуна, и, только когда наша лодка поравнялась с ней и я, склонившись, вытащил гарпун, жизнь оставила ее.

Мы шли под наполовину спущенным парусом. Точнее, не шли, а умеренно сопротивлялись течению, которое толкало нас к показавшемуся впереди архипелагу. Но, не дойдя полумили до берега крупнейшего из пятерки островов, лодка словно зависла в воде, не сдвинувшись больше ни на шаг. Склонный к созерцанию человек – а именно такое впечатление производил в тот момент Гильдмирт – наверняка нашел бы немало поводов к размышлению в открывшейся нашему взору картине. Розетка из пяти островов, покрытая плотным ковром непрестанно шевелящейся зелени, воздух над которой являл собою сплошное кипение парящих и порхающих крылатых тварей, была окружена многочисленными рифами и цепями отвесных утесов; эти менее значительные отроги затонувших гор тоже кишели жизнью. Волны – как ни странно, они всегда приходили с разных сторон и через абсолютно непредсказуемые промежутки времени – с неизменной яростью бросались на скалы и разбивались, окружая зелень острова белым палисадом пены. Самые мощные буруны возникали над полумесяцем необычайно темной воды, который огибал острова по правую руку от нас. Его изгиб в точности повторял периметр архипелага, и каждый раз, когда поверхность туманной полосы вспучивалась и закипала, волнуемая невидимыми глубинными столкновениями, от нее в разные стороны расходились два вала, один из которых всегда устремлялся к островам, где взрывался брызгами пены.

– Полагаю, – прервал молчание наш проводник, – вы уже догадались, что это такое?

– Щель, – ответил Барнар негромко.

Гильдмирт, горько улыбаясь, кивнул.

– Большая Черная Щель. Обитающие здесь демоны стерегут ее в десять раз строже и атакуют в десять раз отчаяннее, чем те честолюбивые безумцы, которые пытаются прорваться сюда сквозь границу наземного мира.

– Потому что за ней, – пробормотал Барнар, – лежит третичный мир. Все глубже и глубже. Все больше и больше силы. Все страшнее зло.

И снова Гильдмирт кивнул.

– И так далее, до каких пор? Как, по-вашему, выглядит карта этого кошмарного мира? Такое впечатление, что в основании его лежит зло, которому нет названия. Неужели оно-то и есть желток яйца вселенной? А мы, люди, всего лишь запоздалый всход этого изначального зерна тьмы и ужаса? Его самое позднее, самое недолговечное, но одновременно и самое светлое и возвышенное порождение?

На его безрадостную, сверкнувшую, точно лезвие меча, усмешку я ответил улыбкой.