Рыбалка в Пронькино (СИ)

"Это ж просто охренеть от таких поворотов..." подумал Дуэйн. "You can die in a fling, you get married in a fling... You can take off your body and put it back on like a fuckin' uniform! Or you can suddenly turn into a chimera... блядские химеры... ещё чуть-чуть - и сожрали бы меня, суки..." Дуэйн теперь довольно часто думал по-русски. "Если бы Женька не крикнул "jump!" мне бы точно пиздец!"

Душа капрала Робинсона, притаившаяся в малой части адмиральского тела, живо вспомнила недавнее приключение, едва не закончившееся трагически, и в её воображении ярко всплыли ощущения леденящего холода, исходящего от ритмично и волнообразно извивающихся щупалец химер.

"I still can't get rid of that horrible freezing feeling when they tried to suck me in." - Дуэйн внутренне поёжился. - "In fact, I feel like it's getting worse! What's going on? I'd better check it out right now. Better safe than sorry, let alone, dead..."

Дуэйн осторожно покинул тело адмирала и плавно взмыл вверх. Он легко просочился через кафедральный потолок и крышу здания и завис над кампусом в слегка вечереющем, но всё ещё ярком калифорнийском небе. Внизу мягко сияли сочными оттенками терракота красно-коричневые прямоугольники черепичных крыш. Фронтоны многочисленных корпусов, прорезанные чередой испанских арок, напоминали бесконечные волны, возможно те самые которые будущий аспирант профессора Григорьева наблюдал в море вместе со своим отцом. Время застыло в этих каменных волнах, источая обманчивое чувство покоя, в глубине которого едва уловимо прослеживались ритмичные плавные движения щупалец химер.

Тонкие шлейки пешеходных дорожек бежевого цвета прорезали широкую площадь, устланную изумрудным газоном, и сходились в центре в аккуратный круг, в который были вписаны цветочные клумбы со сложным орнаментом. Центральная клумба с ярко-красной буквой S посредине на нежно-жёлтом фоне и четыре цветника в виде прямоугольных секторов вокруг неё при взгляде с высоты складывались в изящный фигурный медальон.

В стороне возвышалась на фоне заходящего солнца Гуверовская башня, вонзая в небо аккуратный белый шпиль с основанием в виде часовенки, венчающий шлемовидную черепичную крышу ярко-терракотового цвета с небольшой рябью из черепиц цвета кармина и ржавчины. Вслед за шпилем стремились вверх четыре массивных зубца, по одному на каждом углу. На одиннадцатом этаже этой башни всё ещё незримо витал дух Александра Исаевича Солженицына, который жил там в ранний период своего изгнания по приглашению Стэнфордского университета.

В изгнании он оказался за то что осмелился подробно, в нескольких томах, написать о том, как по какой-то непонятной причине одни люди медленно умерщвляли миллионы других людей в сотнях концлагерей. Принятая ими смерть была неизмеримо более мучительной чем смерть от Огненной Лихорадки. Все знали об этих смертях, но предпочитали молчать. Нашёлся один человек, который нарушил заговор молчания и в результате оказался в Гуверовской башне. Там он жил, размышлял, и вероятно не раз думал о том что не стоит делать добрые дела людям трусливым и безразличным, не умеющим испытывать стыд и не желающим очистить душу раскаянием. Понятно ведь, что у таких людей непременно появится желание отомстить человеку, который помимо их воли разбудил в них эти нежеланные чувства, выстрелив правдой в упор в глаза и уши тем, кто не желал её видеть и слышать.

Где-то в холодном и безмолвном транзите до сих пор витают неупокоенные души жертв этой странной аномалии человеческой истории. Нет никаких сомнений что Волынино озеро и лично Женька Мякишев обязательно о них позаботятся. Они вернут их к жизни и проследят, чтобы каждый из них встретил своих дорогих и любимых и возрадовался, и никогда более с ними не расставался. Ведь если этого не произойдёт, то нет никакого смысла дарить им вторую жизнь, тем более если эта жизнь собирается быть вечной...

Несколькими этажами выше располагалась звонница, величественный карильон из сорока восьми колоколов, отлитых в Бельгии и Нидерландах - странах, которые пережили не одну, а две смерти. Сперва их, при полном попустительстве их правительств, захватили, изнасиловали и разграбили орды дикарей, которых они по наивности хотели приютить и приручить, а годы спустя Огненная Лихорадка довершила начатое ими опустощение. Колокола угрюмо молчали, по прошлым ли жертвам, по будущим...

Дуэйн плавно переместился поближе к шпилю башни, облетел его кругом, а затем спустился чуть ниже и стал внимательно осматривать стены и арки учебных корпусов, здание за зданием. Леденящее чувство тревоги не покидало. Дуэйн снизился ещё футов на сто, одновременно приближаясь к зданию медицинского факультета, где на третьем этаже на кафедре психиатрии адмирал Шерман прощался с индийским профессором, а его шофёр и телохранитель сержант Эриксон договаривался с его дочерью (и ассистентом) о свидании.