Рыбалка в Пронькино (СИ)

— Well… you can suspend your game at any moment, save it and then return to that particular time point and state of the world any time later. — ответил сержант, не убирая руку далеко от кобуры. — But you can't do it in real life.

— Да… В реальной жизни время необратимо. — сказал профессор.

— А вы никогда не задумывались, что делает время необратимым? — спросила химера.

— Необратимым его делает неумение и нежелание людей избежать повторения одних и тех же ошибок. — ответил профессор Гупта. — Как говорит пословица, «что имеем не храним, потерявши плачем». А мой научный руководитель в аспирантуре постоянно говорил о том, что войти в одну и ту же реку можно только однажды, но зато наступать на одни и те же грабли можно сколько угодно.

— Как у вас в Индии всё сложно… — уважительно произнесла химера.

— Это не в Индии, это в России. — задумчиво ответил профессор, зачем-то глянув на стоящую под столом пустую бутылку из-под водки. — В Индии-то как раз всё очень просто. В Индии время не линейно, а циклично. И оно будет циклично до тех пор пока не освободишься от Кармы. А необратимость наступает только после освобождения от Кармы, в Нирване…

— А вот блаженный Августин считал, что время делает необратимым человеческая память, хотя самого слова «память» он при этом не употреблял. Необратимость физического времени заключается в том, что в физическом мире невозможны процессы, полностью обратные только что произошедшим, поэтому физическая система не может прийти в точности в своё прошлое состояние, в котором она находилась до начала этого процесса. Но кого бы заботило это обстоятельство, не будь в человеческой душе тоски по утерянному раю! Поэтому необратимым делает время не физика, а пристрастная человеческая память, которую легче всего охарактеризовать желанием «разбить вазу обратно», чтобы сделать её снова целой.

— Позвольте с вами не согласиться, уважаемая химера. — почтенный гуру Аджитаб Гупта неожиданно вспомнил, что он не только сильно обрусевший индиец, но и учёный. — Я, конечно, понимаю, что если бы время не приносило человеку невосполнимых утрат, то и вопрос о необратимости времени никогда бы не поднимался. Но ведь помимо этого существует статистическая, электродинамическая и космологическая стрела времени, которые так же поднимают вопрос о его необратимости. Это сугубо фундаментальные понятия, к которым человеческая пристрастность никакого отношения не имеет.

— Вы так считаете? — скептически усмехнулась химера. — А почему тогда учёные и в физике и в космологии пытаются понять, как выглядят физические законы по краям этих асимметричных трендов? Что их толкает искать ответ на этот вопрос и пытаться писать формулы для вырожденных случаев если не пристрастность?

— Чисто академическое любопытство, я полагаю. — ответил адмирал Шерман, который благодаря некоторым усилиям, приложенным Дуэйном, внезапно обнаружил в себе способность изъясняться по-русски.

Шрути, встав на цыпочки и слегка нагнув к себе голову сержанта, шопотом переводила ему на ушко содержание беседы.

— Скажите мне, адмирал, с каких это пор любопытство, даже сугубо академическое, перестало быть одной из форм пристрастности? — вежливо осведомилась химера. — As you know, curiosity killed the cat.

— But satisfaction brought it back. — возразила Шрути.

— That's right! Every dog has it's day. — поддакнул Дуэйн, не сильно вникая в суть философского диспута.

— Unless there are more dogs than days. — проворчала химера. — There were big dogs in the history of science. Демокрит, Ньютон… Они полагали, что пространство это пустое вместилище атомов, а время это вместилище событий. Аристотель, Лейбниц, Декарт… Они считали, что пространство определяется взаиморасположением в нём материальных тел и существует только благодаря наличию и взаимодействию этих тел. Время же определяется взаимопоследовательностью событий, происходящих с материальными телами. Первая концепция времени называется субстанциональной, а вторая, которая в конце концов и возобладала — реляционной.

— Это очень интересно, уважаемая химера. — сказала Шрути. — Только для чего вы это нам рассказываете?

— Вы же сами спросили меня, кто такие глайдеры, вот я и пытаюсь вам объяснить всё по порядку. — химера чуть поудобнее расставила щупальца и приосанилась. — В современных компьютерах время субстанционально, оно задаётся извне. Однородность процессорного времени гарантируется архитектурой центрального процессора и системной шины. Но в материальной Вселенной ни центрального процессора, ни системной шины, как вы сами понимаете, нет. Следовательно о какой-либо аппаратной синхронизации времени во Вселенной говорить не приходится. Поэтому и говорить о субстанциональности физического времени вроде бы нет никаких оснований.