Рыбалка в Пронькино (СИ)

Очнувшись и вновь обретя сознание, Марк Септимий прежде всего попытался наладить контакт со своим телом и поразился его странной необыкновенной гибкости. Он открыл глаза и увидел себя сидящим в густой траве на окраине какого-то варварского поселения. Природа вокруг, солнце, воздух, запахи даже отдалённо не напоминали родную Италию, а скорее какой-то голимый Скандинавский север. Марк Септимий вдруг осознал что сидит на траве, опираясь на руки, и ему удобно так сидеть, потому что это были не человеческие руки, а две огромные мускулистые кошачьи лапы.

Осознав свою метаморфозу, Марк Септимий воспрял духом. Несмотря на то что он не погиб почётной смертью в бою, а был убит какой-то галльской пастушкой в жалкой лачуге, он вероятно числился на хорошем счету на Олимпе, если боги удостоили его быть в следующей жизни котом. Представители кошачьего племени постоянно сопровождали римские легионы в пути, охраняя провиант и фураж от крыс и мышей. Кошки всегда сопровождали греческую богиню плодородия Артемиду и римскую богиню охоты Диану. Либерта, богиня свободы, тоже часто появлялась в сопровождении кошек. Если ему предстоит прожить эту жизнь в облике кота, значит на то есть воля богов, и ему не остаётся ничего другого как следовать их воле.

В отличие от большинства легионеров, предпочитавших, как и все римляне, не думать о смерти вовсе, Марк Септимий любил размышлять на эту вечную тему по вечерам у походных костров. Чем больше он думал, тем яснее становилось ему, что смерть — это не то что делает с телом удар вражеского меча и погребальный костёр, или болезнь, или старость. Это то что бог смерти Оркус делает с душой, изымая её из умершего тела, через которое эта душа была крепко связана и глубоко причастна к местам, событиям и людям, где проходила его жизнь. Куда бы после этого ни забросили эту душу боги Олимпа, ей предстояла нелёгкая задача соединить свою память и привычки из прошлой жизни с тем новым телом и образом жизни, в которое боги пожелают её поселить.

Марк Септимий Руфус довольно быстро освоился в своём новом теле. Масть его волос в его прежней жизни соответствовала его имени — Руфус, то есть, Рыжий. Теперь он был покрыт густой рыжей шерстью. Любимых мечей при нём больше не было, но острые зубы и когти действовали ничуть не хуже спаты и гладиуса. Довольно скоро Марк Септимий стал хорошо понимать двуногих местных обитателей и при желании даже мог бы объясниться с ними на их языке, но считал ниже своего достоинства пускаться в беседы с варварами. Марк Септимий легко находил пропитание в лесу и в поле и с удовольствием поедал убитых им мелких животных, а с более крупными расправлялся так что они обходили его владения десятой дорогой. Воинские навыки легионера-ветерана довольно легко трансформировались в бойцовские качества кота-убийцы.

Марк Септимий протиснулся через щель в покривленных рассохшихся досках, вылез из-под крыльца, запрыгнул на верхнюю ступеньку, и потянулся передними лапами, выпустив когти, задрав кверху рыжий хвост и жмурясь на солнце.

— Глянь-ка, а вон и Котовский проснулся. — благостно сказал сидевший на крылечке Ванька Мандрыкин, успешно выздоравливающий после лечебного озёрного укола. — Здорово, Котовский! Как спалось? Рыбки солёненькой будешь?

Марк Септимий презрительно сощурил ярко-жёлтые глаза и с достоинством сошёл с крыльца. С какой стати ему брать из рук этого варвара вонючую рыбу, выловленную неделю назад, когда в поле и в лесу полно свежего мяса, которое бегает на четырёх лапах и ждёт не дождётся пока его поймают и съедят.

— Ну не хочешь, как хочешь! — промолвил Ванька Мандрыкин и съел кошачье угощение сам.

Марк Септимий выразительно поскрёб передними лапами землю, показывая всем своим видом, что он закапывает какую-то гадость, повернулся задницей, высоко задрав хвост, и продемонстрировав подхвостницу как вещественное доказательство своего презрения к варвару, улёгся на траву.

Боги не создают людей просто так, ни для чего. Каждый человек создан для какой-то надобности. Вот например варвар по имени Ванька Мандрыкин, под крыльцом дома которого Марк Септимий облюбовал себе пристанище, не был создан ни воином, ни торговцем. Глядя на его разболтанное нескладное тело, на его вялые ленивые движения, трудно было понять, для чего богам понадобилось рождать его на свет. Тем не менее, внутреннее звериное чутьё подсказало, что лучше всего будет поселиться под крыльцом у этого варвара, а раз так, значит его надлежало в меру возможности опекать и узнать о нём как можно больше.