Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен

Солнце перевалило вершины скал и, сгорая от любопытства, заглянуло в узкую, вечно покрытую мраком долину, зажатую отвесными скалами. Оно не баловало ущелье Горж-дю-Тарн своим вниманием и по опыту знало, такие укромные места скрывают много тайн. Среди кустарников, чудом уцепившихся за каменистые склоны, сноровисто прошмыгнули солнечные зайчики и нырнули в воды капризной и вечно раздражённой реки. Она встретила небесных посланцев змеиным шипением, принялась злобно плеваться, брызгать пенной слюной, как юродивый на городской площади при виде солдат.

Часть брызг попала на ноги Анри. Он стоял у воды на островке, с трудом вмещавшем мрачное приземистое строение за спиной. Мшистая растительность, безразличная к солнечному свету, густо облепляла береговые валуны, превращая их в коварно скользкие ловушки.

Анри поднял голову, прищурив ослеплённые отблеском глаза. Вытер окровавленные руки о грубую спутанную бороду только что отрубленной головы.

— Двадцать восьмой, — удовлетворённо констатировал он.

— Ваша светлость, этот был последний. Вы убили всех, — с восторгом воскликнул худой костлявый парень, облачённый в истрёпанные лохмотья, все в бурых пятнах и дырах.

Его костлявые плечи загибались вперёд, а голова на тощей шее казалось вздёрнутой, как у висельника. На бледном лице кровавой раной зиял приоткрытый рот, открывая почерневшие остатки зубов.

Несмотря на болезненную худобу, пацан проворно оттащил безголовое тело и сбросил в реку. Вода хищным шакалом подхватила труп и потащила лакомиться добычей в тёмную заводь.

— Жак, заруби себе на носу. Убийство и казнь — разные вещи. Убийство нарушает библейские заповеди и служит пропуском в ад. Казнь же восстанавливает правопорядок во славу Господа, Святой Церкви и короля.

Анри с хрустом опустил отсечённую голову на приготовленный заострённый кол. Что-то глубоко внутри шеи булькнуло, дерево окрасилось бордовым, мертвые глаза открылись, и изо рта выпал серый язык.

Паренёк почтительно выслушал мудрые речи. Затем издал краткое ёмкое восклицание, склонил голову набок и застыл, любуясь шеренгой кольев с нахлобученными головами. С одного края экспонаты были изрядно обработаны временем, птицами, муравьями и блистали белой костью. Затем шли более поздние образцы, похожие на сморщенные сухофрукты. И замыкали относительно свежие, где человеческие черты еще были сохранены. Последние были увенчаны чёрными тюрбанами из роящихся мух.

— Собери людей, — приказал барон.

Его голос звучал обыденно, но внутри Анри ликовал. Наконец! Свершилось! Сколько же прошло времени? Год?

Пришпоренная память вскачь помчалась в прошлое и доскакала до палатки лекаря у стен Монтсегюра, где он очнулся прошлой весной. Крепость только что победоносно взяли. Уцелевшие катары были подобающим образом сожжены на костре.

Победе нужны герои и легенды. Иначе это не великое сражение, а рядовое лютое мочилово. Эка невидаль!

Анри оказался к месту. Ещё бы, простой солдат, преданный королю и Святой Церкви, спас лагерь от отчаянной попытки осаждённых выбраться из ловушки. В одиночку сражался с полчищами врагов, спускавшихся с отвесной скалы по верёвкам. Храбрец выжил только благодаря заступничеству Девы Марии.

История начала самостоятельную жизнь, обрастая новыми подробностями. И бесспорным подтверждением подвига стала королевская грамота, жаловавшая титул и земли отважному воину.

Сам Анри ничего не помнил о происшедшем. После страшного боя провалялся много дней в беспамятстве. Были бредовые видения, кошмарные сны. Когда пытался вспомнить детали, мозг отказывался работать. На дне сознания таилось что-то страшное. Иногда казалось, что вот, сейчас он припомнит. Но тут тело покрывалось потом, желудок сводило, как от незрелой фиги. И что-то в глубине сознания вопило: «Не вспоминай! Забудь!» Он плюнул и забыл.

Как бы то ни было, в тридцать восемь лет простой подмастерье из булочной стал бароном. Радовало восхищение солдат, равно как и их зависть, которую те прятали за грубоватыми шутками. Он — барон! Может раздавать затрещины, а не получать самому. Казнить или миловать.

К новой вотчине барон Анри отправился с тремя друзьями. Это была шайка на первый взгляд весьма разных людей, но в силу необъяснимых причин притягивающихся друг к другу. Народ воспел похожую братию в разбойниках Робина Гуда, литература — в «Трёх мушкетёрах».

Они были весьма далеки от взглядов десяти заповедей. Они вообще были не в ладах с законом, правом, моралью и прочей ерундой. Но тот, кому по душе зануды, которым лень даже прелюбодействовать, пусть их осудит. И восхвалит безукоризненную добродетель устриц.

Итак, по порядку.