С точки зрения Анри, личность священника весьма выиграла, включив в себя часть души демона.
А как преобразилась церковь. Анри с удивлением заметил, что у входа стоит огромная статуя Асмодея, поддерживающая чашу со святой водой. Демон был изображён весьма натуралистически. Клыки обагрены красной кровью, глаза навыкате. Да еще прямо над входом красовалась грозная надпись: «Ужасно место сие». И каждому было понятно, что здесь не забалуешь.
Теперь нововведения священника встречали лишь послушный восторг. Никому не хотелось ощутить тяжесть болта Господа.
Поэтому строительство прогулочной галереи с башней и оранжереей над обрывом все восприняли с энтузиазмом. Без тупой критики. На первом этаже башни святой отец сделал собственный рабочий кабинет-библиотеку. В квадратном дворе, защищенном от холодных ветров, приказал устроить роскошный парк.
Человек устроен замысловато. Мы боимся тирании, но преклоняемся перед диктаторами. Мы готовы смеяться над тихим философом, но с удовольствием выслушаем безумного крикуна, призывающего все разрушить. Люди вообще обожают все ломать — одновременно с привязанностью к уюту. Поставьте на городской площади столб с мраморной женской головкой, и утром вы увидите, что кто-то намалевал усы и отколотил нос. Мы никогда не поверим в чудо, если оно не подтверждено доказательством. Зато безо всяких доказательств согласимся, что жена соседа — шлюха.
А еще удивительно, что, почитая всех лжецами, люди удивительно доверчивы к газетным статьям, а еще более — к героическим монументам.
Если вам скажут, что на этой пыльной площади обедал король? Ищите простаков. Но если на той же площади будет стоять памятник в честь этого обеда? Как не поверить зримому воплощению события в камне.
Скульптура святого Петра в Ватикане изображает солидного патриция в пышных римских одеждах. Верим!
А конные статуи королей, в изобилии украшающие города? Глядя на могучего мужа с бронзовым мечом в мускулистой руке, становится каждому понятно — таким он парнем был. А совсем не маленьким, хилым и болезным.
Вот и у деревни появился свой монумент — башня «Магдала», названная в честь города, где родилась Мария Магдалина. Теперь все понимали, как значительна роль этой женщины в евангельских событиях. Мемориалы просто так не ставят!
Из Парижа, словно мыши на сыр, потянулись высокопоставленные особы. Они прослышали, что деревенский священник нашел клад катаров или тамплиеров со Святым Граалем, хранящем кровь Господа Иисуса Христа. Говорили, что благословение святого отца исцеляет от многих недугов.
Слухи множились:
— Господь помогает своему избранному пастырю. Дает богатство…
— Он служит в церкви Марии Магдалины. И все в деревне связано с её именем. Вот Господь и не оставляет его любовью.
— Мария была близка к Господу нашему.
— Насколько близкой?
— Да уж куда ближе! Короли наши древние, Меровинги, известно, что Божьего рода. Значит, были потомки у Иисуса Христа.
— Вот как дело-то повернулось. Видать, возлюбил Господь Францию, что своих детей поставил на царство.
— Святая Мария со святыми чадами приплыла, спасаясь от иудеев, в нашу благословенную страну. Она и похоронена в Провансе.
— Говорят, благочестивый отец нашел не только золото, но и Святой Грааль — чашу с кровью Христа, дарующую жизнь вечную. Посмотрите на Беранже, как помолодел… Да и Мари его, прости господи.
— Слышали, старуха Изабель после мессы исцелилась.
— Чем недужила?
— Да всем. А тут сразу бодрая такая.
— Чудо!
Барон сам не заметил, как увлёкся игрой. Он уже легко воспринимал себя в двух ипостасях. Однако всё заканчивается.
Прошло восемнадцать лет. Весной 1914 года Асмодей с Белой дамой вновь появились у него в гостях.
Первым явился демон.
Он выглядел совсем иначе без кожаной экипировки с металлическими заклёпками. Теперь его мохнатое тело было упаковано в чёрный фрачный костюм. Но из-под элегантной бабочки назойливо лезли клочья шерсти, отчего казалось, что костюм надет прямо на шубу.
— Как дела, амигос? Всё пучком? — приветствовал его барон. Находясь в теле Соньера, он изрядно поднаторел в языке будущего.
— Эстетика рэпа вульгарна, — ответил демон. — Отрицание искусства в форме копирования собственного убожества. Предпочитаю музыку, раскрывающую мир через увеличительное стекло тонких психологических рефлексий. Мне по вкусу импрессионизм Малера, Дебюсси, Равеля, Стравинского. Сам пишу сочинения, чувствую в сознании столько ассоциативных параллелей. Шум французского моря вызывает мысли о российских крестьянах.
— Почему?
— Они идут в белых рубахах по утреннему лугу и ритмично машут косами. Шу… шу… шу… Это причитает бас-гобой. Трава ложится волнами, прощально плача жемчужинками росы. Жаворонки мечутся над покинутыми гнёздами, как нежные скрипки. Птицы щебечут, кузнечики стрекочут. Где-то у реки напевает девушка. На её бело-розовое тело слетаются комары. Жи... жи... жи… Это виолончели. Вот она — живая музыка.
Неожиданно появилась Белая дама. Она была в стильном английском военном костюме, кажется, в чине полковника. Держалась неестественно прямо, щеголяя военной выправкой.