Рыбьи байки

и синева небесной выси

и неприступность гордых стен

и незаписанные мысли

в защитных линиях судьбы

в броне поверх привычных жестов

запутан след заведом быт

и только дата неизвестна

и только выбором пустот

мы озадачены на время

пытаясь выгадать кто тот

что в наши правила поверит

но не взломав пин-код зимы

весна на нас не повторится

и ветер вынырнув из тьмы

наждачным снегом правит лица

Оглавление

Икра классики

настоящий панк

нет, здесь ты не пройдёшь, не поцарапав карму

всё слишком заросло кустарной простотой

приходится петлять, чтобы не быть вульгарным

пластмассовая тьма шипит под кислотой

здесь мёртвые в цене, а прочих кроют матом

средь вывернутых слов и выделенных рук

здесь в ночь ползёт трамвай, стуча пи-эр-квадратом

знакомый до соплей волшебно грубый звук

ты точишь мелкий текст о чём-то невесомом

пока вокруг война, пока металл с небес

и порох в небеса, и огненные сонмы

сметают облака, и кто-то ставит крест

выводишь свой финал, но выход перечёркнут

ты знаешь – за тобой словесный перевес

как настоящий панк, ты смог родиться мёртвым

смотри не оживай, не то тебе конец

пикник на обоях

не расслышать слова подавившихся шагом назад

просто сталкер не знает маршрута но ведает путь

и как манна туман только гайки летят и летят

и взрывная волна накрывает кромешную муть

этот город герой анекдотов и сумрачных снов

не ступала нога и рука не достала до дна

только мятые камни все ждут может этой сверхновой весной

кто-то грянет на них непременно на то и весна

этих девушек не проведешь мимо цели которой не ждут

эти делят мужчин на вторичных и на половых

наконечники стрел ищут в сумраке дня разрывную звезду

попадая в тоннель где потом не поднять головы

но прорвавшись сюда в разбездонную зону любви

потерявшийся помнит лишь свет над зеркальной водой

он упав на колени кричит в завернувшийся вихрь

дайте счастья для всех пусть никто не вернется домой

сбитые лётчики

сбитые лётчики пишут свой новый статус

так глубоко внутри, что птицы их не поймут

носят с собой старый компас, бинты и вату

каждый надеется – свет в конце не ему

сбитые лётчики предпочитают поезд

лютую облачность и непроглядный снег

осенью листопад их больше не беспокоит

истину ищут в спирте, а не в вине

сбитые лётчики север не метят в небе

взгляд тяжелеет, если ладонь пуста

так и шагают с ветром в соседних звеньях

пряча под курткой шрам от её винта

сбитые лётчики не соберутся в стаю

каждый один на один с заходящим в хвост

лишь по ночам они вздрагивают, взлетая

и, просыпаясь, падают мимо звёзд

2012

и ангелы взлетят (как водится – двенадцать)

и трубы воспоют (бетховен номер пять)

в исходе партитур не стоит сомневаться

за тактом номер семь – последняя печать

взойдёт звезда полынь, в зените не мигая

разверзнутся в огне гробницы древних лет

и вылезут на свет обдолбанные майя

и свету всё – конец, не будет больше свет

ни рай, ни аделин, ни даже николаев

все просто воспарит, теряя имена

и ветер разнесёт и бросит, не считая

за край, где даже тьма не достигает дна

а дальше – тишина. закрыт медвежий твиттер

на кончике ноля застыл парад планет

и бродит по сети последний посетитель

и ставит грустный смайл. и выключает свет

на фонарь

пришёл декабрь, удвоив темноту,

но ту ли ноту вытянут метели?

фонарь обезображенный потух –

здесь кто-то шёл, и камешки летели

с его руки, как воробьи на хлеб,

на этот свет, мешавший разогнуться.

и над стеклом, хрустящим по земле

теперь рыдает жестяное блюдце.

но тот герой ушел недалеко –

его дождались четверо у сквера.

и вроде с ними был он незнаком,

но сталь тверда совсем не для примера.

и он не встал, как в фильме витя цой.

жизнь – не кино, с экрана не прикуришь.

и снег, как маска, облепил лицо,

и хруст стекла затих в прогонах улиц.

мораль на раз – пока горит фонарь,

не раздувай безвременную темень.

сиди, следи, с какого бодуна

какую ноту вытянут метели.

нас обманули

нас обманули музыка не нужна

вечен лишь ритм банковских переводов

что там поёт тронутая струна

или страна рифма по ходу кода

весь этот город вывернут мимо нот

камерный тон нож да шансон до дури

в небе нева вновь не попала в счёт

в такты катка свежий бетон забурен

фальшь даже в марше газовая труба

снова свистит денег не ждать на ветер

бусы судьбы россыпью на зубах

веером вверх верьте теперь примете

ой да не вечен вечер чужого дня

знай да танцуй по неприкрытым люкам

прямо по гамлету далее тишина

прочие прочь дело теперь не в звуке

поточное

когда на город льёт вечерним темным пивом

попиксельный поток, рисующий шутя

мороженый туман на вафельные крылья

ванильная нева, закаты невзатяг

и танцы на столах под действием пластмассы

и недовернут кран с экрана на экран

и делится поток на касты и подкасты

и в каждом – плоский звук и недозрелый план

но только тот, кто влёт стирает текст в защиту

причастен к тишине, хранимой на листе

ведь всё давно укрыл наш битум двух небитых

и камни мостовых заснули в темноте

а здесь кругом борцы за квадратуру круга

высчитывают ритм, застирывают стиль

и странности страниц, читающих друг друга

никак не прорастут сквозь тесноту сети

сквозь

от плоской истины стены

отскочит смысл

перед стеною все равны

на чистый лист