Рыбья кость (СИ)

Слон выходил из-за поворота медленно, словно ему действительно приходилось тащить грузное синее тело на этих несуразно длинных и тонких ногах. Марш посмотрела вниз — свет палаток терялся в вихре снежинок и зимней темноте.

Бесси замерла, забыв, что недавно морщилась от дыма.

Слон был действительно огромным. Марш угадала правильно — когда он наконец подошел, его серебряные глаза и короткий хобот оказались на одном уровне с их лифтом.

Бесси потянулась через сетку, чтобы дотронуться, и Марш пришлось ударить ее по руке — иначе она сбила бы один из трансляторов и влетела бы на штраф. Скрипки заглушила торжественная партия духового оркестра, в которой нарастала барабанная партия, красивая, ритмичная — предчувствие перемен.

Слон шел медленно, так медленно, что Марш успела околеть и пресытиться торжественной музыкой, а Бесси — рассмотреть его уши, похожие на крылья бабочки, золотую попону, которую не было видно с ее этажа и неестественный излом ног.

Марш слон был противен — особенно проклятые ноги, похожие на заточенные колья. К низу они темнели и светились тусклее. Казалось, что этот монстр в крови до самых вывернутых назад коленей.

Она закрыла глаза и сосредоточилась на трубке.

Наконец, синее свечение под веками погасло.

— Все? — спросила она, открывая глаза.

Бесси только кивнула. А в глазах столько восторга — будто правда что-то хорошее увидела.

Марш молча дернула рычаг.

Хотела бы и она радоваться такому дерьму, до чего проще была бы ее жизнь.

— Выключи, — скомандовала она Аби.

Динамик продолжал плеваться обрывками скрипичной партии. Проклятый помощник постоянно барахлил, барахлил, сука, не реагировал на подходящие слова.

Было у него любимое слово на которое он всегда реагировал. Такое, что могло завестись только у Аби Марш.

— Погаси, — процедила она.

И музыка оборвалась.

Глава 4. Ничего не знает

Едва за ней закрылась дверь комнаты, Марш медленно опустилась на пол и несколько минут сидела, глубоко вдыхая знакомую домашнюю темноту. Она закрыла глаза — опустила настоящее веко и невербальным сигналом погасила повязку, позволив второму глазу наполниться обычной вечной темнотой.

Манжету она уже не гладила — судорожно терла, умоляя помочь. И манжета — клювик иглы, быстрый укол и растекающийся по руке жар — помогла ей.

Ей было сложно признаться, но она любила свое неуютное социальное жилье. Все его шесть квадратов, черные стены, застеленную черным покрывалом тахту. Желтые светильники, белый стеллаж с мелочами с барахолки. Марш даже купила контрабандные ароматизаторы из Среднего Эддаберга. Это был единственный глупый, неоправданный риск — на нее могли пожаловаться в любой момент, стоило кому-то сунуть любопытный нос в ее комнату и унюхать незнакомую композицию, но Марш не смогла себе отказать. В комнате пахло горящим деревом и нагретым камнем. Смесь называлась «камин», а Марш знала, что такое камин и зачем он был нужен. И как пахнет горящее дерево тоже знала. Купила бы в легальном магазине, но для жителей Младшего Эддаберга все ароматизаторы производили из дешевого сырья, с навязчивой мыльной нотой.

Она позволила себе прополоскать легкие темнотой комнаты, вымыв из себя все, что вдыхала за день, а потом наконец стянула пальто и начала медленно растирать лицо кончиками пальцев. Иначе она не могла расслабиться. Губы оставались плотно сжатыми, под кожей словно натянули проволоку. Между бровей залегла морщина, а в глазу подрагивал зарождающийся тик. Самое мерзкое что в пустой глазнице под повязкой тик тоже ощущался.

— Я устала, — равнодушно сообщила она темноте.

Раздался сочувственный вздох распылителя. Проволочки медленно таяли под пальцами.

— Они пишут на стенах «теперь у нас есть голос» и ничего не говорят, пока я не скажу, что говорить, — нервно хихикнула она. — Представляешь? А тебе бы не понравилось.

Она встала и постучала пальцем по стене, командуя зажечь свет. Подняла с пола пальто, отодвинула панель у входа и не глядя повесила на крючок.

— Я им сказала написать «слава сенатору Кьеру», — продолжила отчитываться пустой комнате Марш. — А Иви спрашивает «кто это», как тебе? А Даффи как шикнет на нее — «дура, это тот, из порнухи, с двумя херами!»

Несколько секунд она молчала, словно предлагая кому-то вместе с ней посмеяться над Даффи, а потом подошла к стеллажу и уперлась лбом в одну из полок.

В стеллаже стояли несколько книг — старых, с порыжевшими рыхлыми страницами. Марш не знала языка, на которых они были написаны, и никогда не просила Аби переводить. Не хотела узнать, что там написана какая-нибудь чушь. И не хотела, чтобы личный помощник касался дорогих ей вещей. Она просто любила переворачивать страницы. Они почти не шуршали, буквы стирались, и иногда Марш специально размазывала их кончиком пальца. Наверное, это было нехорошо, но ее успокаивало растирание краски по шершавой бумаге. Словно она давила жучка, поселившегося под листом.